В зале стало очень светло.
На сцену перед занавесом выскочили мужчина и женщина. Рубаха мужчины и платье женщины были сплошь усеяны мелким черным жемчугом.
– Граждане Ита, гости и спасители города! Вы смотрели Варан, явление шестьсот девятнадцатое! Напоминаем, что следующее явление Варана состоится через неделю, – сообщил мужчина.
– Через полчаса мы даем двести восьмое явление Орина, – подхватила женщина. – К сожалению, мы должны будем просить всех гостей и спасителей города покинуть зал. Среди последних известий содержатся сцены, которые могут оскорбить нравственность и целомудрие…
Ее голос потонул в свисте, топоте, визге и улюлюканьи зала. При этом, как мог заметить Эгин, свистели и визжали итские граждане, причем явно не от возмущения, а, скорее, выражая переполнявший их восторг. А «гости и спасители» в лице десятка мужчин с разновозрастными мальчиками только пожимали плечами. Уходить они, впрочем, не спешили.
Когда гомон улегся, женщина улыбнулась и провозгласила:
– А теперь то, ради чего многие из вас проделали далекий и нелегкий путь! На сцене нашего театра – знаменитые волшебные торги!
Снова прогремел гром. И снова – неотличимый от настоящего.
Занавес споро взлетел вверх. На сцене стояли несколько массивных предметов в рост человека, полностью скрытых покрывалами из белой ткани.
Несколько обнаженных по пояс мордоворотов с крупными лохматыми собаками переминались с ноги на ногу по обе стороны от затаившейся экспозиции. Не было сомнений, что псы в любое мгновение могут быть спущены с цепей. Зачем – оставалось под вопросом.
Перед загадочными предметами стоял длинноногий мужчина с несимпатичным брюхом, которое выпирало едва ли не на пол-локтя от пряжки пояса. В одной руке мужчина держал жезл с рогатым кольцом, в другой – закрученный спиралью духовой рожок.
– Позиция первая. Улитки музыкальные! Семь игл с торжественными маршами времен владыки Геолма! В придачу: сливовый саженец в кадке, пояснительный пергамент и разрешение на вывоз! Условия торга: дуэль на затупленных мечах!
Мужчина протрубил в рожок. Два мордоворота совлекли покрывало с крайнего предмета.
На высоком столике стоял стеклянный куб, в котором находились уже знакомые Эгину по итской заставе улитки, длинные иглы и обещанный саженец в кадке. Рядом лежали два широких полуторных меча.
На сцене, словно из-под земли, возник претендент на заявленную позицию торгов.
«Похоже, никакой дуэли не будет», – подумал Эгин.
Мало того, что претендент был выше любого из мордоворотов. Мало того, что меч, который он схватил со столика, сразу же описал в его умелых руках гудящую «двойную восьмерку». Но, главное, лицо у претендента было настолько неприятным, отталкивающим, потусторонним, что сам Эгин, пожалуй, стал бы драться с таким в самом крайнем случае. Ради жизни своей или чужой – да. Но ради каких-то музыкальных улиток – увольте.
Претендент ловко вогнал затупленный клинок между досками сцены и сложил руки на груди, высокомерно озирая зал.
– Вызов брошен, господа! – объявил ведущий торгов. – Итак, позиция первая! Счет один!
Рявкнул рожок. Зал застыл. Никто не решался принять вызов.
– Счет два! – и снова вскрик рожка.
– Счет три!
Ведущий опустил рожок, распахнул пасть пошире и сообщил:
– Вызов…
– …принят! – подхватил какой-то безумец, подымаясь на сцену.
Зрители зашушукались.
Человека, принявшего вызов, Эгин узнал сразу. Это был Милас.
«Он-то что здесь делает?»
Эгин не обманулся в своих ожиданиях. Дуэли действительно не случилось.
Стоило Миласу взять в руки второй меч, как самовлюбленный любитель музыкальных улиток сразу же положил свой клинок обратно на стол и благоразумно ретировался. Похоже, Милас был узнан не только Эгином…
Театральный торговец перебросился с Миласом парой слов вполголоса.
– Итак, первая позиция закрыта! Она досталась благородному гиазиру, пожелавшему остаться неизвестным!
Милас вразвалочку вернулся на свое место. Помощники театрального торговца унесли прочь стеклянный резервуар с приобретенными улитками.
– Позиция вторая! Диадема из зубов хрустального сомика! Начальная цена – тысяча золотых монет. Условия торга: шаг цены не меньше пятидесяти.
Диадема тоже была заключена в стеклянный сосуд. Материал конических многогранных призм, из которых она была набрана, по виду и впрямь напоминал хрусталь.
«Судя по зубам, тварь только называется „сомиком“, – подумал Эгин. – Такие впору океанской акуле.»
Вокруг диадемы разыгралась сверхбыстрая баталия. В итоге диадему уволокла заезжая аристократическая чета, завинтившая цену до двух с половиной тысяч.
Третьей позицией оказалось нечто, чье специфическое диалектное название Эгин попросту не понял. Как только было совлечено покрывало, существо, находившееся в клетке, вырвалось на волю.
Существо сделало несколько прыжков по сцене и было разодрано в клочья спущенными с цепей псами.
Торговец принес свои торопливые извинения. Эгин подумал, что подобного рода «побеги» скорее всего время от времени устраиваются самими же торговцами, чтобы подогреть скучающую публику.
Когда псов оттащили, а сцену вытерли, пришел черед четвертой позиции торгов.
«Эгин, прощайте!»
Эгин испуганно огляделся по сторонам. Никого. Кругом – прежняя непроглядная темень.
Крик донесся, казалось, из какой-то бесконечно удаленной точки. Складывалось впечатление, что до Эгина пытались докричаться едва ли не с противоположного берега озера.
«Не ждите!..» – еще тише.
Это был голос Лагхи. Но откуда?
Эгин боялся признаться себе, что знает ответ на этот вопрос.
– …единственным в своем роде обнаружителем духов и нечисти! Условия торга: взаимная приязнь!
Покрывало было сорвано. В стеклянном шаре, полностью заполненном водой, висели три больших полупрозрачных креветки.
«Да это же наш, варанский Зрак Истины», – подумал Эгин.
«И не ищите!..» – эти слова Лагхи стали последними, которые смогли превозмочь предел чувствительности Эгинова сна.
Креветки полыхнули малиновым светом. Неподдельно перепуганный распорядитель шарахнулся к краю сцены, покачнулся и, не удержав равновесие, свалился вниз.
Громко залаяли псы. Охранники торгов быстро-быстро зашарили глазами по стенам и потолку. Один из них – надо полагать, начальник – подбежал к Зраку Истины и начал обозревать сквозь него зрителей, потолок и стены.
Креветки бесновались.
– Нежить! – визгливо вскрикнула какая-то женщина.