«Задачи третьего кольца закрыть до конца лягушки. Задачи второго – до середины лягушки. Людей со второго и третьего кольца перебросить на первое.»
Но только что значит эта проклятая лягушка? Лягушка. Лягушка по-варански «фети-фети», по-грютски «лнут», по-орински «ум-тлаут», на ре-тарском – «ирг». Ирг! Ирг! Именно так называется месяц. Текущий месяц. Третий месяц зимы! До середины лягушки – значит до конца месяца!
«Ай да подруга! Ай да шутница!» – Лараф ликовал, стараясь не подавать виду.
А когда Йор окончил, Лараф, напустив на себя должную задумчивость, изрек:
– Задачи третьего кольца… нужно закрыть до конца текущего месяца. Задачи второго – закрыть до середины месяца. Людей со второго и третьего кольца перебросить на первое. Про Комнату Шепота и Дуновений пока забудьте. Когда все наладится, мы играючи справимся и с этой проблемой.
Последнюю фразу Лараф добавил от себя. По принципу рыночных гадалок. «Чтобы стало лучше, нужно забыть о том, что плохо».
Кажется, Йор говорил еще что-то перед тем, как уйти. Но Лараф не запомнил. Мысленно он пел дифирамбы своей подруге, которая не бросила его в беде. А потом задремал.
3
– С эрхагнорратом тебя, мой сладенький!
Лараф вздрогнул всем телом. Это был знакомый хрипловатый голос. Голос Зверды. «Что-то часто она называет меня „сладеньким“, – с подозрением отметил Лараф. – Не к добру!»
– А… это вы, госпожа Зверда…
– Кстати, учти, ты не должен теперь называть меня «госпожой Звердой» прилюдно. Лучше «баронесса».
Зверда заперла дверь спальни и, подойдя к кровати, села рядом с Ларафом, который по-прежнему лежал под одеялом.
– С каких это пор гнорр спит одетым?
Лицо гнорра залила краска, которая отвечала за смущение Ларафа. Он тут же начал оправдываться.
– Да приходил тут один козел, Йор. Мне хотелось представиться больным… ну, что я приболел после землетрясения… и я, чтобы он не заметил мою одежду, я ведь был уже одет, залез под одеяло.
Зверда скроила недовольную мину.
– Ты думаешь, он не заметил, что ты одет? – спросила она язвительно.
– Не думаю. Я за этим следил…
Зверда вздохнула, как будто случай Ларафа был безнадежным.
– Послушай, тебе не приходило в голову, что Йор, пар-арценц Опоры Единства, может видеть сквозь одеяло?
Лараф призадумался и покраснел еще гуще.
– Тьфу, вовкулацкая погадка, приходило, конечно… Колдуны проклятые!
– Ты полегче. Ведь отныне ты начальник над всеми этими проклятыми колдунами.
– Так вы думаете Йор понял, что я только притворяюсь приболевшим?
– Нет, отчего же… Он, подозреваю, теперь совершенно уверен, что ты приболел. На голову.
Лараф обиженно отвернулся к стене.
Зверда засмеялась громко и открыто. Так громко, что у Ларафа даже возникло опасение, не услышат ли ее смех Эри или Овель…
Как будто прочитав его мысли, Зверда сказала:
– Не бойся. Спальня гнорра устроена так, что ни один звук не вылетает из нее наружу. Он сам так обустроил.
– То-то я вчера звал-звал Эри, а он…
– Об этом я сама только что узнала. Соответственно, никак не могла тебя предупредить. Ладно, хватит дуться. Пора вершить государственные дела. Вставай.
Лараф попробовал поднять голову с подушки, но это простое действие далось ему с превеликим трудом.
– Ты что, правда приболел? – с тревогой спросила она, окидывая его пристальным, ищущим взором.
Пока Лараф соображал, что это с ним и что за внезапная слабость вдруг накатила на него, белая, как мел, Зверда уже приказывала:
– Немедленно снимай камзол и рубашку.
Лараф стал расшнуровывать завязки камзола. Казалось, глядя на его грудь, она видит что-то, чего не видит Лараф.
– Что вы там видите, госпожа?
– Я сама не знаю, что я вижу. Но я вижу, что с твоей ключицей что-то не в порядке.
«Вросшая тесемка от ночной рубашки! – пронзила мозг Ларафа ужасная догадка. – Но как она увидела ее под камзолом?»
«Точно так же, как и все остальные колдуны на белом свете!» – ответил сам себе Лараф.
Зверда уже стояла над ним и, аккуратно взявшись двумя пальцами за тесемку, тянула ее на себя, шепча какие-то слова.
Лараф скосил глаза вниз и ахнул…
Вокруг тесемки теперь было воспаленное ярко-малиновое пятно. Крохотные темно-серые струпья расходились кругами от того места, где тесемка входила в плоть. И все бы ничего, да только от этого выросшего невесть откуда на его новом, красивом теле злокачественного вулкана исходило едва уловимое, но все-таки видимое глазом малиновое сияние!
На лбу Зверды проступили две озабоченных морщинки. Ее дыхание участилось, зрачки расширились во всю радужку. Зверда словно бы вошла в транс.
Наконец, громко выругавшись, баронесса опустилась на кровать и перевела дух.
– Что это, а? Последствия неправильной трансформации? – предположил Лараф.
– Ишь! Умный стал, – усмехнулась Зверда, глядя на Ларафа с некоторым одобрением. – Неправильная трансформация бывает исключительно у нас, гэвенгов. Равно как и правильная. У людей это называется дефектным изменением.
– И что с ним делают?
– Не бойся.
– От этого не умирают?
– Еще как умирают. Но тебе повезло – рядом с тобой есть я.
– Вы меня вылечите?
– Это нам как раз предстоит понять. А пока заткнись и лежи тихо.
Зверда подошла к столику, который стоял у окна. На нем в маложивописном беспорядке валялись письменные принадлежности. Баронесса взяла один лист бумаги и скомкала его.
Затем она сняла с подоконника серебряную курительницу для благовоний. Бросила в нее скомканный лист, щелкнула огнивом, удостоверяясь в том, что оно работает. Достала трут и – еще один щелчок огнива – с первого же раза заставила его задымиться.
Затем она вынула из поясных ножен тонкий стилет. Зажгла бумагу и прокалила острый кончик стилета над огнем. Тут до Ларафа наконец-то дошло, что все эти приготовления и есть начало лечения. Неужели ему будут прижигать рану?
Вдруг Ларафу, который и в новом теле ужасно боялся боли, стало до жути страшно.
В животе у него забурлило и заныло. Запах жженого мяса, казалось ему, уже повис в воздухе, хотя ничего еще не жгли.
Однако испугаться по-настоящему Лараф не успел – баронесса была быстра.
Не успел он и глазом моргнуть, как Зверда уже сидела прямо у него на животе и целила стилетом в его ключицу. Лараф хотел было оттолкнуть Зверду, ведь теперь он был силен, как гнорр! Но его руки не повиновались ему.