— Кто сказал, что я не могу дотронуться до нее?

Его товарищи зло засмеялись.

— Можешь! — кивали они. — Еще как можешь!

— Я хочу знать, мужчина она или женщина! — зарычал бургундец. — А если она женщина, я хочу быть с ней! Я имею на это право! По законам войны! И вы тоже! Идите же сюда!

Но соратники его опасались.

— Ну же! — свирепея, рычал он.

Плюнув в их сторону, он уже пытался сорвать с Жанны доспех, но хитросплетение пряжек и замков были ему незнакомы, и тогда бургундец вытащил широкий нож и стал разрезать толстые кожаные ремешки, спрятанные под металлическими пластинами ее панциря. Жанна хрипела, пыталась укусить его, но он вновь ударил ее по лицу. Зараженные его смелостью, товарищи были уже рядом и помогали ему.

— Режьте веревку на ногах! — рявкнул он. — Так мы не разденем ее!

Они сорвали с нее кирасу, наплечники и набедренник, поножи, наручи и перчатки, стальные башмаки. Она пыталась ударить их ногами, но они затекли, а мужские руки были сильнее. Один из бургундцев порвал шнурок у пояса, стащил с нее штаны, другой разорвал камзол на груди… Она была обнажена, руки солдат уже ломали ее, пытаясь усмирить, когда дверь открылась.

На пороге стоял бледный от гнева офицер Лионель Вандонн, а за ним уже вырастала другая тень. Оглянувшись на двери, бургундцы отпрянули. Скулы солдата, затеявшего эту расправу, уже сводило от желания — Дева оказалась женщиной, молодой и красивой, желанной. Но ему помешали…

— Убирайтесь прочь! — процедил сквозь зубы офицер.

— Но по закону войны… — попытался оправдаться и настоять на своем праве бургундец.

— Прочь! — рявкнул офицер.

А из-за его спины уже выходил другой рыцарь — его лицо было изуродовано давним, но глубоким шрамом, рассекавшим обе губы и щеку. Его левый глаз вытек, и пустую глазницу туго прикрывала черная повязка. При виде второго рыцаря в богатом доспехе солдаты мгновенно отступили от девушки и притихли.

— Освободите ей руки и отдайте одежду, — сказал офицер солдатам.

Те повиновались. Жанна, по-прежнему со стянутыми руками, сжалась калачиком на крестьянской кровати.

Поспешно распоров веревку на руках Жанны, кланяясь аристократу и не смея больше перечить, незадачливые насильники вышли.

— Оденьтесь, Жанна, — сказал рыцарь со шрамом.

Он отвернулся, его примеру последовал и офицер Вандонн. Девушка наспех растерла руки и стала одеваться, все выходило кое-как — пальцы плохо слушались.

— Простите наших солдат за эту выходку, Жанна, — стоя к ней спиной, проговорил рыцарь, — но они только солдаты, и больше ничего.

— Я оделась, господа, — тихо проговорила Жанна.

Мужчины обернулись.

— Граф Жан де Люксембург, — представился рыцарь. — Я помню вас.

Они познакомились в Компьене в конце прошлого лета! Посол герцога Бургундии…

— Я тоже помню вас, — сказала Жанна. — Ваше лицо трудно забыть….

Уродливая улыбка пробежала по рассеченным губам графа.

— Вы взяты в плен моим офицером и должны понимать, что это значит.

Девушка кивнула:

— Мой король пришлет за меня выкуп, — все так же тихо проговорила она. — Нужно только сообщить ему.

— Не сомневаюсь, — утвердительно покачал головой Люксембург. — Вы дорого стоите, Жанна. Нет отважнее капитана в лагере Карла Валуа. Это известно всем.

— Благодарю вас, — ответила девушка.

Она подняла на него глаза — лицо графа хоть и было изуродовано шрамом, но не скрывало в себе злодейства. Напротив, это было лицо рыцаря, которому можно верить.

— Верно, ваша отвага и породила разные небылицы? — предположил Люксембург.

— Какие именно, граф?

Он вновь улыбнулся, но из-за шрама даже самая беззлобная его улыбка выходила некрасивой:

— Что вы — пособница дьявола. Никогда бы не поверил в это! — Улыбка сошла с его лица также быстро, как и появилась. Он зорко взглянул на офицера. — Приставьте к пленнице надежную охрану, Вандонн. Из лучших солдат. И помните — вы отвечаете за нее головой.

6

Когда Филиппу Бургундскому сказали, что Жанна Дева пленена Жаном Люксембургским, герцог даже не поверил. Жанна Дева, эта напасть, воплощение злого рока в женском обличие, представлялась ему мифом, легендой. Иногда он думал, что таковой нет вообще! Что ее грозным именем хитрая Иоланда, теща его кузена, просто пугает англичан и бургундцев, как пугают непослушных детей злыми духами леса.

И вдруг — такое…

— Я должен увидеть ее собственными глазами, — сказал Филипп посланцу своего вассала, который прибыл в Кудан. Он неожиданно легко рассмеялся: — Это, наверное, как поймать… молнию!

Герцог как раз собирался в Мариньи — хотел посмотреть на место битвы, оценить потери и осмыслить неожиданную победу, подаренную ему оплошавшими французами. Ведь бургундцы в этот день могли расширить свое преимущество. Проведи они удачную атаку, и крепость моста могла быть взята. Нужно было просто оказаться напористее и сообразительнее! А завладей они мостом, ведущим к главным воротам Компьена, то были бы уже на полдороги к долгожданной победе…

Они ехали впереди небольшого отряда — Филипп Бургундский и его уже немолодой ординарец и телохранитель, тень герцога — Жак де Ба, убийца Людовика Орлеанского. Его побаивался весь бургундский двор! Оба с ног до головы были покрыты боевым панцирем — новая битва могла развернуться в любой час дня или ночи. А перед ними, как на ладони, в полутора милях открывалось Мариньи. Дым поднимался темными косами на фоне прозрачного вечернего неба — было видно, что французы похозяйничали здесь на славу.

— Как ты думаешь, эта самая Жанна — награда или обуза? — спросил у слуги герцог.

Жак де Ба уже был наполовину седой, ему перевалило за пятьдесят. Но все также зловеще блестел твердый серповидный шрам, рассекший его лицо от верхней левой скулы до подбородка.

— И то, и другое, ваша светлость, — ответил верный слуга. — А что перетянет — видно будет.

Филипп въехал в деревню, когда алое солнце уже садилось. Далекая полоса Уазы, выглядывающая из-за холмов, казалась кроваво-алой. Темнеющие холмы набирали краски — изумрудно багряными были они на закате… Герцогу Бургундскому показалось, что пахнет не только близкой водой, но и свежей кровью, которой была пропитана засыпающая земля…

— Да-а, — протянул герцог, отвечая легким поклоном офицерам, что приветствовали его по пути. — Поймать молнию!..

…Она слышала голоса, перебранку. Топот копыт. Брань и гогот солдат. В комнате, где она дожидалась решения своей участи, ее охраняли пять бургундских солдат из личной охраны графа Люксембурга. Они иногда переговаривались, вспоминая сегодняшнюю битву, перемигивались, косились на Жанну, но не заговаривали с ней. И она была за это благодарна графу. Ее покормили, дали немного вина.