А еще в те самые часы, когда письмо парижских богословов будет отброшено рукой Филиппа Бургундского, в далеком от Кудана Париже в кабинет лорда Бедфорда войдет человек в архиепископской сутане, с выправкой настоящего рыцаря…
— Здравствуйте, Луи, — приветствовал священника могущественный регент. — Я ждал вас с нетерпением!
По лицу регента было видно, что он искренне рад приезду гостя.
— Добрый день, милорд, — с улыбкой старого друга ответил тот. — Я приехал тотчас, как только узнал, что нужен вам.
Три пса, виляя хвостами, поспешно встали и подошли к вошедшему. Они-то знали, если к кому и благоволит их грозный хозяин, так к этому человеку! А уж если кто по сердцу их хозяину, тому и они с радостью оближут руку.
Человек в епископской мантии погладил по голове каждого из псов, потрепал их за уши.
— Ты — единственный человек, которого они слушаются, — недоуменно покачал головой лорд Бедфорд. — Кроме их хозяина, конечно. А ведь, если надо, они злы, как черти! Ах, простите, ваше преосвященство. Садитесь, Луи, садитесь… Вы с дороги, голодны, отведаете чего-нибудь?
— С удовольствием, — кивнул гость. — Немного…
Лорд Бедфорд хлопнул в ладоши — слуги принесли им вина и закуски: немного холодной дичи, запеченную форель, хлеб и разнообразных сортов сыр.
— Этих перепелов поджарили два часа назад, они превосходны, — кивнул на птицу лорд Бедфорд. — И попробуйте, мой друг, этот пикодон — он такой душистый, что пальчики оближешь!
Гость, улыбаясь, взял наполненный слугой кубок и сделал несколько глотков.
— Вы правы, милорд, что предпочитаете бургундское. Это — лучшее вино.
— Оказались бы еще сами бургундцы так же покладисты, как их вино! — с усмешкой произнес регент. — Цены бы им не было! — Он сурово взглянул на слуг. — Подите, мы управимся сами.
Слуги поклонились и поспешно вышли. Один пес разлегся у ног Бедфорда, два других — у ног гостя.
— Полагаю, Луи, вы уже догадались, зачем я так срочно вызвал вас?
— Догадываюсь, милорд, — разжевывая кусочек пышного хлеба, откликнулся тот. — Дева Жанна — только она сейчас занимает умы французов, англичан и бургундцев.
— Ваш брат пленил Деву и теперь он полновластный ее хозяин. Все именно так?
— Да, милорд.
— Полновластный — насколько? Я не слишком хорошо знаю, что у него на сердце. Говорят, он рыцарь без страха и упрека?
Человека, вызванного лордом Бедфордом, звали Луи Люксембургом. Он был родным братом Жана Люксембурга, первого из вассалов Филиппа Бургундского. Личный друг и советник регента, Луи занимал с 1425 года пост канцлера Франции (английской ее половины), был епископом Теруана и начальником английского гарнизона в Париже. Это он так удачно отбил атаку Жанны 8 сентября прошлого года от столицы. Луи побаивались многие из окружения лорда Бедфорда, и если бы сам регент оказался личностью менее значительной и был способен к чему-то испытывать страх, то и он опасался бы такого слуги.
— Вы спрашиваете, в силах ли Филипп Бургундский настоять на выдаче ему, как сюзерену графов Люксембургских, плененной Жанны?
— Именно так! — кивнул Бедфорд. — Мало чего я опасаюсь в этой жизни, Луи. Но Дева и впрямь опасна! Толпы идут за ней — они прославляют ее, называют святой! Нам выпала удача — развенчать героиню Франции! Предать ее суду церкви. Нам необходимо первыми выкупить ее у Филиппа. Мне не нравится, что они увозят ее все дальше — вглубь люксембургских земель, подальше от Парижа! Еще недавно мой шурин Филипп готов был вступить в союз со своим кузеном Карлом. А значит — предать Англию! Жанна — козырная карта в его руках. Что он надумал на этот раз? Епископ Бове, Пьер Кошон, свяжется с канцлером Карла Валуа — Реньо де Шартром, архиепископом Реймса. Он постарается уговорить канцлера убедить своего короля повременить с выкупом. А вы, Луи, мчитесь к своему брату — просите его, убеждайте, предостерегайте, если надо. Но он должен уступить Жанну нам! Я же со своей стороны, при поддержке церкви и университета, буду настаивать на христианском долге Филиппа — выдать еретичку суду католической церкви… Вы совсем не едите, Луи. Прошу вас… ешьте, ешьте. Сыр, перепела, вино. Я совсем заговорил вас!
Замок Сюлли-сюр-Луар, где под опекой своего фаворита отдыхал от мирских забот король Франции, затих. Но все знали, что это затишье перед бурей. Вот уже несколько дней все придворные говорили только об одном — о пленении Жанны. А когда прибыл ко двору Потон де Ксентрай с небольшим отрядом — просить войско, чтобы немедленно броситься за Жанной, и король ответил уклончиво, что, мол, сейчас это вряд ли возможно, даже сам воздух в замке накалился. Тем более, Ксентрай рассказал, с какой яростью в тот день билась Жанна, как они заняли Мариньи, перебив бургундцев, но силы оказались неравны, как их стали теснить, как все капитаны вошли в форт моста, а она с горсткой самых преданных людей все еще прикрывала отход с поля боя последних своих солдат…
Когда-то Жанна приехала в Шинон, чтобы стать героиней, она стала ею и ни разу не осрамила себя — трусостью, предательством, малодушием. Она была героиней на полях сражений — и, бросив вызов всем бургундцам и англичанам в тот трагический день, героиней попала в плен. Что теперь с ней будет — одному Богу известно! Но ее можно освободить. Пока бургундцы бросили все свои силы на Компьен и его округу, французы могли бы прорваться к Уазе с юга и перехватить Жанну! Могли бы…
В день приезда Ксентрая король ушел от обстоятельного разговора на эту тему. Он сказал:
— Посмотрим, милый Ксентрай, посмотрим. — И тут же вспылил. — Ей нужно было быть осмотрительнее, а не рваться в бой любой ценой, сломя голову! А вам — вовремя предостеречь ее! Она стоит дороже, чем все мои капитаны вместе взятые!
Сам того не зная, Карл Седьмой повторил фразу Филиппа Бургундского. Но думал он в эту минуту не об авторитете Жанны в королевстве французском, на который опирался столько раз, и ни о том, чего она стоит на поле боя, когда несется впереди войска, под белым знаменем, усыпанным золотыми лилиями, увлекая за собой армию, а просто… о золоте. О том его количестве, которое, вероятно, запросит за нее его кузен Филипп…
До того как Жанна прибыла в Больё, ее тюремщики сделали остановку в Нуайоне. В доме епископа Жана де Майи, примкнувшего к бургундцам, девушка дожидалась встречи, как ей сказали — с «сиятельной госпожой». Она стояла в середине богато украшенной залы в своем мужском костюме, дорогом, но потрепанном, кое-где порванном и наспех перехваченном нитками, уставшая, бледная, растерянная. Эти дни — плена, бездействия, безвременья, когда она только и делала, что сидела взаперти или ехала и ехала в сопровождении бургундской охраны, истощили запас ее сил. Это был какой-то сон — дурной, злой, который хотелось поскорее стряхнуть. Вырваться из него, сбежать…