Вчера, наблюдая за тем, как его слуга наполняет из кувшина кубок «отца Гримо», и сегодня, стоя у кресла Жанны, стянутой ремнем, обездвиженной, с глазами полными слез, но гордо поднявшей голову и готовой ко многому, Кошон думал об одном: сколько в этой девушке было несокрушимой силы воли, чтобы оставаться верной себе? Любой из титанов мог бы позавидовать ей…
Через час Жанна была уже в своей камере, а епископ Бове на приеме у лорда Бедфорда, пред грозными очами регента и трех его верных псов.
— Поступайте, как считаете нужным, Кошон, — сказал Бедфорд. — Если в течение ближайших недель Жанна не признает себя виновной, мы решим это дело быстро. — Он смотрел на собак, они — на него. Молчаливый диалог продолжался недолго. — Хватит тянуть.
Тринадцатого мая граф Уорвик давал роскошный обед для узкого круга своих друзей. Причина была — от Амедея Восьмого Савойского приехали рыцари его двора с важным письмом. Вначале их принял лорд Бедфорд. Он сорвал печать и прочитал послание. В нем герцог Амедей, посредник между лагерем Карла Седьмого и англо-бургундской коалицией, сообщал следующее. В случае, если с Жанной что-то случится, Карл Седьмой, которого англичане называли дофином, и никак иначе, угрожал регенту Бедфорду отплатить за ее смерть той же монетой в отношении влиятельных английских пленников, первыми из которых были командующие граф Суффолк, Вильям де Ла Поль и лорд Джон Талбот, сторожевой пес Англии.
— Ненавижу этого мальчишку! — прочитав письмо, взревел лорд Бедфорд. — Он пугает меня! Доберусь я до него…
Тем не менее, письмо звучало убедительно и заставляло задуматься, как поступить с Жанной дальше. Карлу Седьмому было совершенно наплевать на выдумки про «ведьму» и «дьяволопоклонницу». Бедфорд мучил лучшего из его полководцев, и только. Мучил за талант и везение. А ему, Карлу, было чем поквитаться…
На обед к Уорвику лорд Бедфорд не пошел, были дела поважнее, а вот рыцари из Савойи приняли оказанную им честь с благодарностью. Первым из этих рыцарей был Пьер де Монтон-Монротье, вторым — Эмон де Маси по прозвищу Отважный бургундец.
На званом обеде, где помимо прочих яств и вин подавали первую в этом году клубнику со сливками, присутствовал сплошь персоны важные: родные братья Жан и Луи, графы Люксембургские, Пьер Кошон де Соммьевр, дочь Уорвика — Марго де Бошан (супруга несчастного Джона Талбота, который томился в плену, в городе Пате), был Хемфри, граф Стэффорд, Жан де Майи, епископ Нуайона, другие знатные господа. Многие из них потратили немало сил на борьбу с Жанной Девой, другие были далеки от баталий с воинственной девушкой. Но говорили, так или иначе, только о ней. В те дни Жанна занимала умы всех англичан-аристократов и их союзников.
— А если нам всем проведать нашу обожаемую Деву? — в разгар пира спросил граф Стэффорд.
— Думаю, это будет лишнее, — взглянув на него, заметил Уорвик. — Ее узилище отвратительно. Зачем портить аппетит?
— Мы могли бы все вместе попросить ее отречься от ересей, — вступил в диалог искалеченный Жан Люксембургский. Вина за продажу Жанны англичанам и все ее мытарства лежали не только на совести его сюзерена Филиппа Бургундского, но и на нем. Граф никогда не забывал об этом. — А вдруг она образумится?
— Хотите, дорогой брат, сделать то, чего не мог сделать суд за три месяца? — улыбнулся Луи Люксембургский.
— Вот именно! — горячо воскликнул Эмон де Маси, поддержав соседа. Многим была известна тайная страсть бургундского рыцаря к Жанне. Образ прекрасной Девы, с которой он однажды столкнулся на турнире в столице Лотарингии — Нанси, а позже — в Боревуаре, не отпускал воображения Отважного бургундца. — Мы попросим ее отречься! Я сам встану перед ней на колени!
— Сейчас не время беспокоить эту несчастную — ей и так худо, — попытался остановить рыцарей Пьер Кошон.
Граф Стэффорд, разгоряченный вином, не отставал. Братья Жан и Луи Люксембургские поддержали его. Первый хотел мира с Жанной, второй поддался праздному любопытству — эта девчонка всегда удивляла его. Эмон де Маси также настаивал на визите. Жанна давно стала для него наваждением. Судьбой. Не скрывал любопытства и Пьер де Монтон-Монротье. Уорвик готов был сдаться.
Все решили слова графа Стэффорда:
— До вынесения приговора остались считанные дни — мы можем никогда больше не увидеть ее!
Одним словом, любопытство победило. Оба епископа и Марго де Бошан остались — рыцари громкоголосой толпой последовали в темницу замка Буврёй.
…Жанну насторожил приближающийся топот. Точно целое войско приближалось к ее темнице! Она уже слышала голоса. Смех. Они идут за ней, пронеслось у нее в голове, они решили ее убить. Она быстро встала. Нет, не может быть. Такого не может быть. Не сейчас…
Лязгнул замок, со скрипом открылась дверь. Да, их было много, они держали в руках факелы. Но это были не солдаты — она знала этих людей…
Первым в камеру вошел граф Уорвик, за ним Жан Люксембургский, когда-то — гостеприимный хозяин, его брат Луи, епископ Теруанский, и граф Стэффорд. И среди последних, она даже глазам не поверила, разглядела Отважного бургундца де Маси, однажды выбитого ею из седла, а позже преследовавшего ее в Боревуаре с любовными домогательствами.
Отсветы пламени плясали по их лицам. Нет, эти люди не станут ее убивать. Напротив, они принесли какие-то вести…
— Добрый вечер, Жанна, — добродушно сказал граф Уорвик. — Мы решили навестить тебя и справиться, не хочешь ли ты чего-нибудь? Доброй еды или вина?
— Не скажу, граф, что этот вечер для меня добрый, но я бы выпила немного вина.
— Конечно, конечно, — граф крикнул слугу, и тот немедленно внес поднос, на котором стоял кубок, наполненный вином, и немного снеди — ножка гуся, сушеные фрукты, сыр и хлеб.
Девушка жадно смотрела на еду, но, представив, как бы она смотрелась, накинься она немедленно на этот ужин, стала гнать мысли о яствах. Она будет похожа на дикого зверя, пожирающего нежданную, брошенную кем-то добычу. Пусть — голод и холод, и унижения, которым она подвергалась здесь, она откажется от еды. Вдруг они пришли посмеяться над ней? Но нет, вряд ли…
— Вы хотите говорить со мной? — спросила она.
— Да, Жанна, — ответил граф, — за этим мы и пришли.
— Тогда пусть с меня снимут кандалы.
Уорвик переглянулся с герцогом Жаном Люксембургским, его братом Луи, со Стэффордом, и дал распоряжение снять оковы. Растерев запястья, Жанна потянулась к кубку. Она сделала глоток, другой, и сама не заметила, как выпила все до последней капли. Она редко пила вино, но сейчас это было блаженством. Давно она не испытывала ничего подобного.
— Я вас слушаю, господа, — сказала она, чувствуя, как голова ее идет кругом. Она едва не схватилась за железные прутья клетки.
Жан Люксембургский обратился к пленнице со словами:
— Мы пришли с миром. Я готов предложить отпустить вас за выкуп, только пообещайте, что никогда не восстанете против нас.