Даже Зверда не понимала, к чему клонит барон, что ему вновь не по нраву!? Уговорились уже обо всем, и большие, и малые вопросы решили, время и место штурма выбрали, план составили… И Лагхе она поклялась, что подговорит обслугу затянуть обстрел, чтобы варанским старшим офицерам хватило ума увести гарнизон замка прочь, следуя ночным приказаниям гнорра.
И вообще – все идет по плану! Огнетворительная смесь уничтожена, палисад подожжен, скоро он прогорит окончательно, вот тогда можно будет и дружины двигать, вот тогда варанцы и «дернут»!
– Таким образом, я вижу, что условия нашего соглашения выполняются из рук вон плохо, – округлил свою речь Вэль-Вира. – Значит, пришла пора проучить этих варанских выродков!
У Лагхи просто не нашлось слов. Перехватило дыхание. Видение своего захваченного Ларафом прекрасного, подлинного тела, насаженного на совны дружинников Вэль-Виры, предстало перед его мысленным взором с тошнотворной внятностью. И в то же время Лагха понимал, что перечить больному на голову гэвенгу он сейчас не может.
– Немедленно остановите своего… единоплеменника, – тихонько сказал Лагха баронам Маш-Магарт на варанском языке, который Вэль-Вира понимал не лучше, чем его двухлетнее «чадушко».
Тысяцкий Барункт словно только и ждал окончания баронской речи. Он поднес к губам небольшую дудку, висевшую у него на груди, и подал сигнал.
– Барон, стойте! – Зверда вскинула руку.
Сигнал дудки тысяцкого подхватили трубы-ревуны пехотных сотен.
– Да нельзя же так, Вэль-Вира! У вас пять ярмарочных дней на семидневе, гамэри-кан аруптах!
Левое крыло монолитного боевого построения пришло в движение. Вскоре вместо строя баталии образовался «кабан» – клинообразный боевой порядок, защищенный спереди и с боков щитоносцами, ощетинившийся совнами и копьями, не столь уж устойчивый в обороне, зато сокрушительный в нападении.
Близко к рылу «кабана» в гуще строя находились особо дюжие дружинники, волокущие наипримитивнейший таран из заостренного бревна. Впрочем, и такого тарана прогоревшему палисаду должно было хватить за глаза.
– Присоединяйтесь! Встретимся в замке, баронесса! – бросил через плечо барон, вместе со своим тысяцким направляясь к голове строя.
– Я должен идти вместе с ним, – бесстрастным, вмиг оледеневшим голосом сказал Лагха.
Он уже смирил и страх, и гнев мыслью о том, что миновать предначертанное не в силах даже Хуммер. Ему и так невероятно повезло этой ночью: он ушел из Гинсавера живым, хотя ради этого ему и пришлось придушить в уголку одного чересчур бдительного эрм-саванна, заподозрившего неладное.
Об этом Лагха баронам не рассказал. Оставалось надеяться, что смерть этого эрм-саванна другие офицеры списали на ночное проникновение Эгина, а не на заговорщические блуждания своего истинного гнорра, который, однако, по иронии судьбы этой ночью выступал как лже-гнорр.
Но если они там все-таки разобрались, если Лараф уже смог или прямо вот сейчас сможет убедить своих людей в том, что никаких приказов он не отдавал и что Гинсавер надо удержать любой ценой – тогда конец всему. Тогда, может, самым умным будет сыграть против баронов, чтобы победили варанцы. Но это уже надо смотреть по обстоятельствам…
Лагха опустил толстую, добротную полумаску своего шлема с длинным переносьем. По качеству исполнения его шлем, одолженный баронами Маш-Магарт, превосходил даже нагрудник нотормской работы. Меч с широким, лишь к самому концу на треть сужающимся лезвием, клевец на длинной рукояти и легкий, удобный овальный щит с коническим умбоном – он давно не держал в руках ничего подобного!
«Будь я в своем теле, выскочка терханый, – думал Лагха, нагоняя Вэль-Виру, – и будь я сейчас там, в Гинсавере, со своими людьми, я бы показал тебе, что значит Свод Равновесия! Да без всяких „молний Аюта“, без единой метательной машины я б тебе устроил праздничек Цветущей Груши… Мне бы только Эгина под правую руку, троих аррумов под левую, да сотню офицеров-мечников!»
«Кабан» Вэль-Виры спорым шагом взбирался прямо к горящему палисаду. «Огневержцы» прекратили огонь – их сейчас перенастраивали по небосклону для обстрела дальней стены.
За спиной завыли сигнальные трубы. Лагха оглянулся: строй баталии баронов Маш-Магарт заколебался, готовясь растечься – с тем, чтобы отлиться во второго «кабана».
Денек пока был ясным, но к вечеру небеса обещали замутиться подсвеченными заревом пожарищ тучами пепла. Что-то подсказывало Лагхе, что от Гинсавера сегодня не останется камня на камне.
Когда одна за другой вдоль правой скулы «кабана» сверкнули шесть вспышек и грянул гром, Лагха даже не удивился. Теперь он уже ничему не удивлялся – просто, тяжело дыша, стоял и смотрел, как разваливается строй дружинников барона Вэль-Виры.
Это были «молнии Аюта» – вне всяких сомнений. Осталось ли у варанцев с полмешка сухой огнетворительной смеси в отдельной каморе, или это «Семь Стоп Ледовоокого» подсказали Ларафу неведомую метательную магию, был ли этот первый залп заодно и последним, или противник в состоянии искрошить их всех до последнего – о том дружинники Вэль-Виры заботились в последнюю очередь. Паника опередила любые суждения.
Вся дружина бросилась назад, врассыпную, оставляя на фоне заляпанного кровью снега трупы и три одиноких фигуры: барона Вэль-Виру, его тысяцкого Барункта и Лагху Коалару.
Второй залп раздался сразу вслед за первым: Барункта словно вырезало из пейзажа, оставив лишь два чудом устоявших на месте сапога, из которых торчали куски дымящейся плоти. Вэль-Виру отшвырнуло прочь, не причинив барону-гэвенгу видимых повреждений. Лагха тоже ничего не почувствовал, кроме сильнейшего удара в лицо и второго – по заднице. Довольно быстро он сообразил, что сидит на снегу – его опрокинул упругий удар сгустившегося в момент взрыва воздуха.
Барон Вэль-Вира поднялся первым. На четвереньки. Он издал печальный, протяжный, высокий звук – не вполне вой, но и вовсе не боевой клич. И сергамены отозвались ему. Вот это был настоящий вой!
Опередить тварей, ворваться в замок и пинками вытолкать оттуда обнаглевший Свод Лагха в одиночку не успевал. «Не мог» – такого слова для него сейчас не существовало, хотя, конечно же, и не мог. Задержать сергамен – тем более. Оставалось одно: попросить Вэль-Виру передать сергаменам свое неудовольствие по поводу их грядущего кровавого пиршества в замке…
5
Где-то за стенами замка, в поле, возносясь над разноголосицей перепуганного фальмского мужичья и над переливами сигнальных рожков дружины Маш-Магарта, перекатился протяжный, скрежещущий вой.
– Отставить! – какой-то человек, которого исчислитель Маб окс Афнаг узнал не сразу, вырвал у старшины обслуги запальный шток и отбросил его в сторону.
– Что вы делаете!? – возмутился Маб, хватаясь за меч.
После взрыва, унесшего львиную долю бесценных огневых припасов, исчислитель был вне себя, совершенно вне себя. Его любимые акулки, аютские штучки, всесокрушающие «молнии» остались почти без пропитания. А как славно он только что рассеял половину вражеской армии? Как срезал одного из их главарей? А за это, вместо «спасибо» – «отставить»!