– Нет. Мне нечего рассказать слугам Князя и Истины.
– Зачем же вы пришли сюда?
– Я пришел соискать должности гнорра. Я направляюсь в Комнату Шепота и Дуновений, – прохрипел Лагха, не снимая капюшона.
– Но я же спрашивал вас и вы ответили…
Вдруг рах-саванн побледнел, прокрутив в уме предыдущие мгновения разговора.
– …И я ответил «да», – докончил за рах-саванна Лагха.
Впереди быстрым шагом мелся сонный, но стремительно пробуждающийся рах-саванн. За ним, нарочно не желая торопиться, ступал Лагха. Процессию замыкала плеяда, вышедшая, как сказочные богатыри из волшебного ларца, из-за вертящихся вокруг своей оси зеркал – вся охрана публичного входа в полном составе.
Лица у служителей Князя и Истины были напряженными, дыхание – шумным, движения – деревянно порывистыми. «Небось, каждый думает: а вдруг у меня получится? А вдруг этот урод – наш будущий начальник?»
По контрасту с ними Лагха был само спокойствие. Он специально шел чуть медленнее офицеров – чтобы подраконить свой почетный караул. Он знал – понукать его, в свете одного шанса из десятка тысяч, который, по мнению офицеров, у него все-таки был, они не осмелятся. Лагха знал: если они и предпримут попытку его убить, то не раньше, чем он выйдет из Комнаты. В первый раз он успел изучить процедуру во всех тонкостях.
– Извольте, – рах-саванн отпер перед Лагхой двери из Хуммерова серебра. За ними были еще одни двери – настоящий вход в Комнату.
– Ждите меня у выхода. Можете готовить оружие и созывать пар-арценцев. У меня мало времени, – с вызовом заявил Лагха и смело затворил за собой вход в мир людей.
Офицеры растеряно переглянулись. «Неужели?» – можно было прочесть на их вытянувшихся лицах.
Некогда Комната кишмя кишела шептунами или, как их еще называли, «вестниками». Каждый много о себе думающий пар-арценц считал своим долгом совершить магический подвиг – поймать одного собственноручно и заточить в узилище.
Естественно, за шестьсот лет нечисти там собралось не меньше, чем зрителей на премьере в Алом Театре. Лагхе, конечно, было об этом известно.
А вот о том, что во время памятного ему землетрясения купол комнаты треснул, а вместе с тем нарушилась и магическая защита, выдуманная и наколдованная Инном окс Лагином лично, о том, что многим шептунам удалось покинуть узилище, он не знал.
Тот вестник, что был пойман и засмолен Адагаром во флягу, предпочел при помощи недомолвок (ведь врать было против его природы) представить ситуацию так, словно он был единственным, кто сумел сбежать. Шептунам, как и людям, также было не чуждо тщеславие. А после того, как вестник Адагара пустил на стройматериалы отборные силы Свода во главе с Йором и снова получил вольную, и вовсе некому было доложить об этом Лагхе.
Не знал Лагха и о том, что лишь с превеликими трудами Отцам Поместий, которые инкогнито прибыли в столицу спасать положение, удалось загнать в Комнату две дюжины шептунов. Теперь вестников было в Комнате не больше, чем зрителей в Алом Театре – на репетиции. Но и двух вестников начинающему магу хватило бы для того, чтобы разложиться на пар и пепел в первые же мгновения пребывания в негостеприимной Комнате.
Лагха не был начинающим – многих «шептунов» он помнил по именам. И уж, конечно, «шептуны» его узнали.
Он говорил с ними на языке, который был им слаще меда. То было Истинное Наречие Хуммера тех времен, когда ни Элиена Звезднорожденного, ни Великого князя Шета окс Лагина еще не было на свете.
Бывало, он переходил на язык, на котором говорили лишь эвероноты, к великому племени которого принадлежал учитель Лагхи Ибалар. «Шептуны» не питали вражды к эверонотам. Не то, что к людям. Во второй раз Лагхе снова удалось сойти за своего.
Он развлек «шептунов» рассказом о своих странствиях. А когда один из них, которому рассказ не понравился, решил пощекотать Лагху своими бесплотными пальцами-паутинками, когда Лагха почувствовал под позвоночником то самое дуновение, которое для большинства смертных означало – не более и не менее – неотвратимую близость смерти, Лагха не растерялся.
Он изловчился и накинул на шею шептуну аркан, свитый из лапок ночных бабочек и наколдованный лично бароном Шошей в качестве своеобразной компенсации за моральный ущерб, причиненный гнорру развоплощением. Не сделай Шоша этого, о Комнате нечего было и думать.
Лагха прижал вестника к покрытому магическими знаками полу. Да так, что тварь испустила визг, от которого, если бы купол Комнаты не был непроницаемым для звуков, не ровен час скончалось бы в корчах полстолицы.
Крик шептуна был несносен для человеческого уха, чувствительного к пульсациям бездн в той же степени, в которой пол Комнаты был непереносим для самого «шептуна».
И хотя выражения «накинул аркан» или «прижал к полу» лишь в первом приближении отражают те действия, которые производил Лагха Коалара, а производил он их в одном из смежных магических аспектов бытия, в котором была утоплена Комната, в целом смысл был вполне однозначен для аспекта посюстороннего: он снова победил.
Лагха призвал шептунов к бездействию. Он усыпил их своими байками. И шептунам стало с Лагхой скучно.
И только тогда шаркающей походкой смертельно уставшего человека Лагха прошел через всю Комнату и налег на тяжелые створки каменных дверей, за которыми лежал вожделенный выход.
– Постой-ка, возлюбленный мой Лагха, – уже растворив дверь, он услышал за спиной голос Зверды велиа Маш-Магарт.
Но Лагха не обернулся. Он знал – это самая последняя ловушка.
На этом простеньком трюке накололись трое талантливых безумцев, которым удалось продержаться в Комнате и даже дойти до этих самых дверей – Лагха знал их истории.
Он сам в прошлый раз едва не обернулся.
Тогда, правда, Лагху окликали голосом его старшего брата, некогда уехавшего в столицу и с прискорбной быстротой умершего от кровохарканья. Брат был единственным человеком, к которому Лагха, во времена когда его звали Дайлом окс Ханной, испытывал нечто вроде симпатии.
Грюкнули дверные створки, резкий свет ударил ему в лицо. Лагха прикрыл глаза рукой.
Тишина мира людей сильно отличалась от тишины Комнаты. В первый момент больно заложило уши, словно при погружении на огромную глубину. Впрочем, в прошлый раз эффект был таким же.
Офицеры, а их оставалось по-прежнему шестеро, моментально вскочили на ноги при его приближении. Никто ничего не говорил. Они смотрели на урода в капюшоне в тупом восхищении.
– Не ждали? – прокряхтел Лагха.
6
Мечи, топорики, алебарды – вот, что им подали на выбор. Уже давно в Варане не велись поединки на алебардах, как и на топориках. Такой выбор был попросту данью традиции. Конечно, они выбрали мечи.
Губы его противника, волею судеб облаченного в его собственное тело, побелели от волнения. Сам Лагха был спокоен. Относительно Ларафа у него все было распланировано. Иметь хороший план – значит быть спокойным.