1
Эгин лежал на ложе одетым, он даже не снял сапог. Его осоловелые глаза смотрели в потолок. Ветер стучал в окно, в воздухе стоял запах вербной лозы. Мысли Эгина были далеко – он находился на полпути между сном и явью.
На подушке рядом с ним лежал «Фальмский Толковник», раскрытый на разделе «Тризна, ее ход и значение». Эгин снова не услышал, как в комнату вошла Зверда. Но на этот раз он не удивился и даже не испугался.
Сегодня Зверда была без лампы. Она бесшумно прикрыла за собой дверь и скользнула внутрь.
– Не разбудила?
– Не разбудили.
– Я снова шла мимо и снова у вас оказалось не заперто.
– Наверное, снова забыл закрыть.
Эгин совершенно отчетливо помнил: перед тем, как лечь, он запер дверь на засов. Засов прошуршал заржавленным боком внутри своего ложа что-то о своей надежности. Но какое это теперь имело значение?
– Я, собственно, зашла поболтать с вами напоследок.
– Вы уезжаете? – Эгин почувствовал одновременно и облегчение, и грусть. Облегчение – ведь отъезд Зверды означал крушение плана, против которого восставало все его существо. Грусть – ведь против одной из частей этого плана его существо уже не восставало.
– Нет. То есть да, мне действительно нужно съездить к горе Вермаут, но это, наверное, послезавтра.
– А в чем же тогда дело? Почему «напоследок»? Присаживайтесь, госпожа, почему вы стоите?
– Благодарю, – Зверда облюбовала край подоконника. – Просто завтра приезжает Шоша.
– Ну и что?
– Завтра я уже не смогу прийти к вам ночью под предлогом того, что хочу поболтать с вами напоследок, – Зверда по-свойски подмигнула Эгину, словно бы желая сказать, что она прекрасно отдает себе отчет в том, насколько дерзко себя держит.
– Но я не вижу в таких беседах ничего предосудительного, – соврал Эгин. – Разве это идет вразрез с моралью?
– При чем тут мораль? Завтра вечером Шоша потребует от меня исполнения супружеского долга. Мне будет не до бесед с посторонними мужчинами!
Эгин отвел глаза. Не-варанская прямота Зверды его смутила.
– Вы же говорили, что любите Шошу! – нашелся Эгин.
– Люблю. Но не до такой же степени! – хохотнула Зверда.
Эгин тоже не удержался от улыбки. Он все никак не мог понять, чего хочет от него баронесса. Судя по всему, не могла этого понять и баронесса.
Она спрыгнула с подоконника и медленно, словно сомнамбула, стала обходить комнату. Узкий шлейф ее платья живописно полз по полу, словно раскормленная ручная ящерица.
Точно так же, как и в прошлый визит, внимание Зверды сфокусировалось на злосчастном пузырьке с духами, который она, невзирая на темень, тут же разыскала в неживописном обществе несвежей атласной рубашки и залитого чернилами пакета с писчими принадлежностями. Но на этот раз Эгин не бросился отнимать флакон у Зверды. Странное безразличие овладело им. Теперь даже если бы Зверда разбила подарок Итской Девы и растерла в пыль осколки каблуком своих высоких сапожек, Эгин и бровью не повел бы.
– Скажите, Эгин, кто вам подарил эту вещь?
– Одна строптивая девочка-подросток, которой мне посчастливилось оказать услугу.
– Уж не в плане ли «почитания небесного пола»? – прищурилась Зверда.
Эгин непроизвольно прикоснулся кончиками пальцев к своей невидимой голубой звезде, поселившейся на его челе после страстного вечера у Ели, дочери харренского сотинальма.
– Нет. Это разные вещи. Духи здесь не при чем.
– Вам претит соитие с девочками?
– Признаться, да.
– Гм… А у нас тут в обычаях отдавать замуж по достижении невестой возраста одиннадцати лет. Двадцатилетняя незамужняя девица зовется у нас векшей. А я по местным меркам так и вообще – древняя старушенция. Хорошо хоть – замужняя.
– Я читал об этом только что. В «Толковнике». Для старушенции вы прекрасно выглядите, баронесса. Вы выглядите так, будто весна дала обет не отходить от вас ни на шаг.
– Весна – моя вечная должница. Правда, некогда мне пришлось оказать на нее некоторое давление, – заявила Зверда с легкомысленной улыбкой. Эгин успел заметить, что к комплиментам хозяйка Маш-Магарта почти равнодушна. – Но только вы так и не сказали, кто подарил вам духи.
– Дались вам эти духи! Никогда бы не подумал, что запах ключевой воды способен возжигать в девушках такую любознательность!
– Вы же знаете, что это за запах! Давайте не будем играть в недоговорки.
Эгин промолчал. Неужели осведомленность Зверды простирается в дальние итские дали?!
– Так знаете, или нет? – настаивала Зверда.
– Конечно, знаю. Это запах времени.
– Вот именно. И кто же был дарителем?
– Итская Дева.
Зверда громко, по-мужски, присвистнула. Эгин посмотрел на нее, как на говорящую бабочку – он впервые в жизни слышал, чтобы благородная дама копировала повадки кравчих.
– Да… вот так да… А выдаете себя за простачка, которого батюшка никак наследством не подарит. Впрочем, это даже к лучшему. Мне не нравятся прозрачные, однообразные мужчины. На Шошу это, правда, не распространяется.
– Хотите, я подарю вам эти духи? – Эгин поспешил замять скользкую тему, он ругал себя за откровенность. Эдак и до Лагхи можно дооткровенничаться. А ведь Лагха предупреждал его. Этой баронессе палец в рот не клади!
Колебания Зверды заняли одно короткое мгновение.
– Хочу. Дарите, – властно сказала она.
– Можете считать, с этого мгновения духи ваши.
– У нас про таких, как вы, говорят – не богат, но тороват.
– Рад был сделать вам приятное.
– Вы даже не знаете, что сделали для меня! Не знаете, с чем расстались. Может, вы будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Отдать такую драгоценность за улыбку замужней женщины!
– Едва ли. Жалеть не в моих правилах.
– Пожалуй, Эгин, если бы вы не подарили мне этот флакон, пришлось бы его украсть. Да только тогда в той жидкости, что налита в эту жемчужину, было бы не больше пользы, чем в обычных духах.
– Шутите?
– Конечно, нет. Но вам, наверное, лучше думать, что я шучу.
– Я буду думать так, как вам угодно, – сказал Эгин. Уже несколько минут он не мог отвести от Зверды глаз.
Ее лицо возбуждало в его душе какую-то неутолимую жажду смотреть на него часами, неделями, вечно. Он почти не слушал того, что говорила Зверда, он отвечал почти механически. Сейчас ему хотелось одного: прикоснуться хотя бы мизинцем к краю ее длинного хвостатого платья, отороченного собольим мехом.
– Вы еще скажите, что вы в меня влюблены, – в голосе Зверды звучала колючая ирония, которая немного отрезвила Эгина.