С какой стороны подступиться к этому прощанию, он не знал. С самого утра на душе у него было тяжело. Мысль о том, что Зверда еще долго будет недоступна для его жадных взглядов, буравила его мозг ледяным буравчиком. К баронессе он успел накрепко прилепиться своей несвободной душой. Даже об Овель, которую он вчера чесом записал в свои жены, он уже не вспоминал.
– Послушайте, госпожа Зверда, мы говорим об обращениях, в то время как я не сказал вам самого важного… – вдруг решился Эгин.
– Вот как? – Зверда тронула за холку свою лошадь Вербелину и та послушно остановилась. Зверда, снова нарядившаяся в мужское платье, казалась теперь собранной, строгой, чуждой сентиментальности. – Говорите свое «важное».
– Госпожа Зверда, я хотел поблагодарить вас за драгоценные часы, проведенные с вами рядом. И за ту прогулку в занебесье. Пожалуй, больше всего на свете я боюсь, что мы не увидимся больше. Слова прощания застревают у меня в горле, мне не верится, что мы прощаемся…
– Мы увидимся снова, если вы хотите этого, – полушепотом сказала Зверда, опасливо косясь в сторону Шоши.
– Я хочу. Но, боюсь, ваш муж…
– Забудьте о Шоше… Решения, касающиеся меня и моего тела, принимаю я.
– Но ведь третьего дня вы говорили…
– За эти три дня многое успело измениться…
– Что например?
– Например, мое отношение к вам.
– Оно стало хуже?
– В том-то и дело, оно не стало хуже. Для меня это сюрприз. Обычно мужчины разочаровывают меня после второго дня знакомства. Вы – не разочаровали. Так что – не передумали встречаться?
– Я не передумал. Я хочу вас видеть. И я, кажется, лю…, – Эгин чуть не выпалил «люблю», но Зверда резко метнулась вперед и положила палец ему на губы точно так же, как тогда ночью – вербный прут.
– Забудьте это слово. Меня нельзя любить.
– Но почему, госпожа Зверда, почему?
– Люди должны любить людей. Это закон земли, – Зверда сказала эти слова таким тихим шепотом, что вначале Эгину показалось, что эти фантастические слова ему померещились. Но переспрашивать было некогда – Шоша дал своему мощному коню шенкеля и уже рысил к ним.
– Милая госпожа, госпожа Зверда, я умоляю вас о встрече!
– Если вы обещаете не произносить слово «любовь», то причин не видеться у нас не будет.
– Я обещаю, Зверда, обещаю! – торопился Эгин, ведь Шоша был уже совсем рядом. За ним трусили четверо мордоворотов и конь с бочонком на боку. Челобитчики били барону благодарственные поклоны.
– О чем это вы там секретничаете, греховодники? – поинтересовался Шоша своим густым басом, переводя дыхание.
– Я обещала гиазиру Эгину «Фальмский Толковник», который так ему полюбился. И, надо же, забыла!
– Мне, право, не ловко… Такая редкая книга! Даже в библиотеке Свода такой не было, – решил подыграть Зверде Эгин.
– Нашел чем удивить! В библиотеке Свода не было! – отмахнулся Шоша. – Да там и учебника по землемерии скоро не сыщешь с вашей, как ее там, Опорой Писак.
– Опорой Писаний, – поправила барона Зверда.
– Да какая разница, главное, что фанаберия одна. Так за чем же дело стало?
– Да ни за чем. Вот я как раз и уговаривала гиазира Эгина, чтобы он вернулся в замок и забрал «Толковник» себе, – пояснила Зверда.
– А то и вернулись бы, – согласился Шоша, вспомнивший вдруг о том, что щедрость – фамильная добродетель баронов Маш-Магарт.
Настойчивость Зверды в отношении злосчастного «Фальмского Толковника» удивила Эгина. Да и щедрость Шоши ему оскорбить не хотелось. Поэтому он, скрепя сердце, попрощался с баронами и, чмокнув открытую ладошку Зверды, повернул коня к подвесному мосту.
Возвращаться – плохая примета. Но Эгин был твердо уверен: если не взять сейчас «Фальмский Толковник» – будешь казнить себя всю оставшуюся жизнь.
«Сиятельная Сайла была такой умной женщиной! А умерла, как дура.»
Госпожа Далирис
1
– Встань, человек.
– Встань, человек.
– Встань, человек.
– Встань, человек.
Лараф и так стоял. Куда он может встать еще? Кто это? Почему он не чувствует ни испуга, ни радости, ни тепла, ни холода?
Его окружали четыре стеклянистых чуда высотой примерно в полтора его роста. Насколько он вообще мог доверять своим чувствам в этой переливчато позвякивающей, подозрительно искусственной реальности.
– К-т-о? – прошевелил Лараф губами. Впрочем, он охотно допускал, что губы его оставались плотно сомкнуты. Как можно судить о чем-либо, когда нет чувств, а значит – можно заподозрить – нет и тела вместе с мозгами.
– Ты слаб даже для человека. Каждое лишнее движение выбросит тебя за борт, даже мы не удержим тебя, твое Ледяное Тело расшибется вдребезги. Ты прекратишься, ты исчезнешь отовсюду, даже из чужой памяти, даже из собственного прошлого. Поэтому не говори лишнего и слушай.
Рот одного из пришельцев, имевший вид сильно растянутой в стороны пунцовой звезды, с ужасающей частотой деформировался, так что его границы вырождались в размытое дрожащее марево, как крылья шмеля. Да и в целом, существо своими отрывистыми мелкими движениями походило на крупное прямоходячее насекомое. Но – сотворенное не то из стеклянных, не то из ледяных, не то из алмазных пластинок.
«Кто!? Зверда? Гэвенги? Подруга, это ты???» – но Ларафу достало ума промолчать. Если какими-то навыками мага он успел овладеть, так это был навык слушаться человеческих голосов в нечеловеческих обличьях. Как показывал опыт общения с гэвенгами, ослушание в таких случаях зачастую тождественно небытию. И хорошо когда временному.
– «Семь Стоп Ледовоокого» вернулись к тебе не потому, что Зверда умна и искусна, хотя Зверда и умна, и искусна. Книгу возвратили тебе мы. Ты должен быть нам благодарен.
«Я благодарен, Шилол в вами».
– Не спрашивай – «как» и «кто». Ты должен расправиться с врагом, не зная пощады. Это даст тебе сил, ты сможешь понравиться нам. Не думай больше ни о чем. Стремись лишь к тому, чтобы запомнить нашу встречу. Только память может спасти тебя. Только память. А теперь – спи, человек.
– Спи, человек.
– Спи, человек.
– Спи, человек.
2
Аютцы, вооружавшие своих морских хищников с ласковыми именами дальнобойными «молниями», о защищенности кораблей почти не беспокоились. По их мнению, бой с любым вражеским кораблем должен был происходить на дистанции примерно в морскую лигу. Ни варанские, ни тем более терские и харренские метательные машины такой фантастической дальнобойности не имели.
Запас плавучести, сэкономленный на медной броне и усиленном рангоуте, аютцы с радостью отдавали роскошным излишествам. Оттого архитектура «Лепестка Персика» была привычным к минимализму варанцам в диковинку.