Однако Эгин был уверен, что стоит варанской экспедиции завязнуть на Фальме хотя бы на пару недель – не важно, в союзе ли с баронами Маш-Магарт, или наедине со своей спесью – и армия начнет таять, как дым, как отражение луны в сахарном сиропе.
Лагха и Эгин уже третий час наблюдали, как ловко ведут их проводники. Вот непролазный бурелом, где, казалось бы, не проскочит и косуля. Как вдруг за раскидистым корневищем поваленного дуба открывается неприметная дыра лаза. Два коротких колокола на четвереньках – и ты уже где-то по ту сторону завала, на пологом скате холма, под которым бьют теплые ключи.
Напился – и пошел дальше, по колено в незамерзающем теплом болоте. Шаг влево-вправо – трясина. Зато ценой четверти часа неприятных ощущений (Эгин то и дело произносил формулу Легкости – если уж в трясину, так чтоб не всем весом) удается спрямить дорогу часа на полтора.
– Хозяин Эгин, хозяин Лагха, дальше вам лучше молчать, – сказал им старший из проводников, который по возрасту был, однако, совсем еще молоденьким пареньком. – До Гинсавера близко совсем, и пятнадцати сотен двойных шагов не будет.
– Хорошо, – кивнул ему Лагха. – Эгин, для меня было честью знать вас. У Свода по-прежнему крепкие зубы, не напороться бы. Попрощаемся, потом может не представиться такой возможности.
– Я многое узнал благодаря вам. Прощайте, Лагха.
– Если повезет встретиться – расскажете, что же вы такое разузнали благодаря мне. Может, я и сам не знаю? А теперь – прощайте, Эгин.
Они поднялись и пошли.
В это же самое время дружина баронов Маш-Магарт с варанскими «огневержцами» в воловьих упряжках миновала восьмой верстовой камень. Еще до рассвета замок Гинсавер должен был оказаться в пределах досягаемости их зажигательных ядер.
Небольшая дружина барона Вэль-Виры тем временем выходила к замку с севера по другой «заветной» тропе. Пренебрегая столь неблагородным способом перемещения, бесшумно скользя по нижним ярусам ветвей, к замку приближались три дюжины сергамен. Тварюги находились в пути уже неделю – не зная ни скорбей, ни страха, ни усталости.
2
Лагха, лишенный в своем глиняном теле способностей к сверхчувствованию, до последнего момента так и не смог обнаружить сторожевой секрет.
И только когда раздался громкий треск, когда перед ним выросли темные силуэты, а в грудь и спину уперлись клинки, он понял, что боевое охранение Гинсавера устроено вполне грамотно. И даже испытал тайное чувство гордости за варанскую боевую выучку.
– Кто идет? – голос был молодой, совсем еще петуший.
– А ты как думаешь? – осведомился Лагха. Он сделал все, чтобы его вопрос-ответ прозвучал уверенно, но не развязно.
Чувство гордости, не успев расцвести, быстро завяло. По правилам у него должны были спросить не «кто идет?», а «назови пароль!»
«Они что – загребли на Фальм рекрутов с поздних циклов обучения? Ну чума, ну дошел Варан до ручки!»
– Погодите-ка, эрм-саванн… – это был другой голос, озадаченный и даже, пожалуй, испуганный. Лагха сразу же сообразил – чей.
Аррум Нэйяр, Опора Вещей. Прошел Второе Посвящение еще тринадцать лет назад, но особых заслуг за время службы в последнем звании не имеет. Разве только вот эрудит знатный, трижды ходатайствовал о переводе в Опору Писаний. И Дотанагела, и Сонн ему в переводе отказывали. Последняя резолюция Сонна Лагхе особенно понравилась: «Отклонить ходатайство по причине избыточной образованности просителя.»
Чем еще Нэйяр известен? Да ничем! Можно еще добавить, что таким, как Эгин, он в подметки не годится, но подобную формулировку личный лист аррума не стерпит.
– Доброй ночи, Нэйяр.
– Это вы… мой гнорр?
– Это я, ваш гнорр.
– Что… привело вас к нам? Признаться, я полагал, что-о… вы проводите эту ночь в обществе наших… наших…
Лагха терпеливо ждал, пока мямление Нэйяра придет к своему логическому завершению. Лагха понятия не имел, в чьем обществе Лараф намерен скоротать эту ночь. На его месте и в его теперешнем положении Лагха провел бы всю ночь с черной книгой, в поисках ответа на вопрос «Как одолеть баронов Маш-Магарт?»
– Я хотел сказать, что все мы полагали вас… занятым общением с нашими гостьями, танцовщицами… я хотел сказать, актрисами…
«Знаем мы ваших актрис из погорелого Театра Жезла и Браслета. Все ясно. Тут, значит, не только аррумы, но еще и шлюхи. А Лараф, как натуральный шлюхин сын, предпочел таких вот мамочек доброму чернокнижию. Нашел время, позорище магической науки!»
– Нэйяр, и вы действительно поверили, что я, гнорр Свода Равновесия, в такую ответственную ночь буду разбазаривать свое семя? Свою силу?
– Никак нет, мой гнорр. Но все это представлялось весьма убедительным!
– То-то же. Я рад, что обман удался. Впрочем, мой фантомный образ, тяготящийся ныне обществом этих дурынд, и впрямь сработан на славу. Ну как тут у вас, Нэйяр? Оборотни не появлялись?
– Нет, мой гнорр. Во вверенном мне секрете особых происшествий за время дозора не отмечено!
– Нэйяр, прошу вас, прогуляйтесь со мной до следующего секрета. Потом можете быть свободны.
– Почту за честь, мой гнорр!
– Тише, мы не в Пиннарине. Идемте.
Ближайшие часы Лагхе Коаларе предстояли веселые. Учитывая, что он не знал пароля этой ночи, ему требовалось как-нибудь предельно осторожно выведать таковой у Нэйяра. Вроде «Кстати, Нэйяр, сами-то вы пароль не забыли? А ну-ка назовите!»
Но с этого веселье только начиналось. Дальше требовалось проникнуть внутрь замка, переговорить поодиночке со всеми старшими офицерами, при этом не столкнуться нос к носу с самим собой, то есть с Лагхой-Ларафом, а потом еще и улизнуть здоровым-невредимым!
– Видите ли, Нэйяр, после сегодняшнего поражения возникли некоторые новые обстоятельства, – начал Лагха вполголоса, пробираясь вслед за аррумом по козьей тропке, опоясывающей замок на расстоянии в пол-лиги от стенного обвода. – Я понимаю, вам, как офицеру Свода, будет это горько слышать, но мы не должны удерживать больше замок Гинсавер. Более того – при первом же натиске неприятеля мы отступаем в Белую Омелу.
– Да, мой гнорр, – кротко согласился Нэйяр.
Ему, как офицеру Свода, и впрямь было очень горько уступать силе неприятельского оружия. Но как человеку уже немолодому и как магу вполне бесталанному новое распоряжение Лагхи ему даже понравилось. Вообще, с каждым новым словом гнорр становился Нэйяру все симпатичнее.
«А то после урталаргисской бойни он, кажется, едва не преступил грань вменяемости, – признался себе Нэйяр. – Оно и понятно: растоптать свои чувства, принести княгиню в жертву высшим государственным интересам… Делать вид, будто ничего особенного не происходит! Но ведь ясно, что в глубине души гнорр страдал, мучился…»
– Однако и это еще не все. Перед нами стоит сложная задача: сохранить лицо в условиях фактического военного поражения. Как вы сами понимаете, наши младшие офицеры, а тем более солдаты всех цветов оружия должны считать, что мы совершаем обманное отступление. Посадка на корабли будет объявлена только в Белой Омеле. Я не могу во всеуслышание объявить «Мы отходим», как это было в свое время на Циноре. Тогда, по крайней мере, нам удалось уничтожить изменника Дотанагелу, одержать знатную победу. Здесь мы не уничтожили оборотней, и, между нами говоря, не уничтожим. Но война на Фальме продолжится. Большая, жестокая война. И, чтобы не оказаться между молотом и наковальней двух страшных, свирепых сил, мы покинем полуостров. По всей вероятности – навсегда.