– Это неправда! – с обидой сказал Ашока.
– Когда ты завоевал Ориссу, тебе достались несметные сокровища: ты пустил их на свои прихоти и на своих наложниц, – возразила Кумари. – Не лги мне, великий царь, не унижай себя ложью.
– Откуда ты взяла? Откуда ты вообще узнала про сокровища? – проворчал Ашока.
– Это моё дело, – ответила Кумари. – Но разве это не так?
– Нет, – сказал Ашока, – сокровища пошли на благие цели, я ничего не дарил наложницам. И чтобы ты знала, у меня уже давно нет наложниц, – с тех пор, как я…
– Я не упрекаю тебя наложницами, – перебила его Кумари. – Как мужчина и как царь ты имеешь право на них. Я говорю о твоём пренебрежении мною, твоей женой.
– Но… – хотел возразить Ашока, однако Кумари опять перебила его:
– Послушай меня, царь, – ведь ты же хотел послушать меня, – её глаза сверкнули не меньше, чем глаза Ашоки. – Вспомни, когда ты взял меня в жёны, ты ещё не был царём и никто не решился бы предсказать тебе великое будущее. Твои братья сражались против тебя, твоя жизнь висела на волоске; сколько раз мы должны были спасаться бегством! Помнишь ту бурную ночь, когда в дождь и грозу, мы бежали из города, и не было никого, кто мог бы защитить нас? Я прижимала к груди маленького сына, я закрывала его промокшим покрывалом; мне было тяжело, мои ноги скользили по грязи, мои силы были на исходе, но произнесла ли я хоть слово упрёка? Пожаловалась ли я на свою судьбу? Молчишь?… Я могла бы напомнить тебе также о многих других таких случаях, но, уверена, что ты тоже помнишь их… Столько лет я всегда и во всём поддерживала тебя, – а что получила взамен? Холодную постель, одиночество и тоску. Но я вытерпела бы и это, ты не услышал бы от меня упрёков и теперь, однако я не могу видеть, как ты губишь то, что было создано таким трудом, как ты лишаешь нашего сына надежды, как он теряет царствование, ещё не получив его. За что ты так обошёлся с нами, почему ты так жесток?
– Я пытался тебя рассказать, но ты не хотела слушать, – мрачно сказал Ашока.
– Я и сейчас не собираюсь! – воскликнула Кумари и голос её впервые прервался от волнения. – Зачем мне слушать о твоих несбыточных мечтаниях, о тех бреднях, которые лишь разрушают привычный порядок жизни? Не губи нас и себя, – вернись на землю, царь! Отбрось свои небесные фантазии; стань снова великим правителем государства, заботливым мужем и отцом. Неужели я так много у тебя прошу? – в глазах Кумари блеснули слёзы.
– Ты просишь то, что я не могу исполнить. Я не могу стать прежним Ашокой, – ответил он решительно и сурово.
– Тогда уйди, – Кумари поднялась с колен и встала перед Ашокой. – Заклинаю тебя нашей былой любовью, нашим сыном, всем хорошим, что у нас было, всем, что мы перенесли; заклинаю тебя судьбой твоей страны и твоего народа, – уйди, царь, переставший быть царём! Уйди, пока твоя держава не рухнула, а твои близкие не погибли!
Лицо Ашоки скривила судорога.
– Ты думаешь, мне лучше уйти? – глухо спросил он.
– Ты и сам думаешь так, – сказала Кумари. – Ты уже ушел, оставил власть, мы её просто подобрали. Не можешь вернуться, уходи окончательно.
Она вдруг приподнялась на цыпочки и поцеловала его:
– Я люблю тебя, всегда любила и буду любить. Я была тебе верной надёжной женой, – буду и сейчас. Не сомневайся, я сохраню твоё царство, и твой сын будет править долго и счастливо. Не беспокойся за свой народ.
– Так ли это? – еле слышно проговорил Ашока.
– Но я ничего не требую, я приму любое твоё решение, мой царь, – Кумари отошла от него на два шага, низко поклонилась и ушла.
Ашока в задумчивости продолжал стоять перед пустым креслом.
– Так ли это? – продолжал шептать он.
Неожиданно он услышал чьё-то покашливание за спиной. Обернувшись, он увидел человека в чёрной накидке на багровом одеянии, с багровой же точкой на лбу.
– Ты не узнаешь меня, царь? – спросил этот человек.
– Служитель Кали, – вспомнил Ашока. – Но как ты попал сюда?
– Это не важно, – сказал человек. – Я всё слышал, я всё знаю; я пришёл помочь тебе.
– Помочь? Что же ты можешь сделать для меня? – горько усмехнулся Ашока.
– Ты забыл, какая мы сила, – мы, служители богини Кали. Тебе стоит только приказать, и все твои враги будут повержены, – с угрозой произнёс человек в чёрной накидке.
– Для этого вы мне не нужны, – ответил Ашока, – со своими врагами я могу расправиться и без вас.
– Ты ошибаешься, царь. Твои враги намного сильнее, чем ты полагаешь. Твои визирь сумел настроить против тебя немало людей, – и они кровно заинтересованы в твоём исчезновении. Неужели ты поверил обманчивым речам твоей жены? Я удивлюсь, если тебе удастся выйти целым из дворца, не говоря уже о восстановлении твоей власти, – человек в чёрной накидке говорил весомо и убедительно.
– Что же ты предлагаешь? – спросил Ашока.
– Ты забыл о правде богини Кали? – сказал человек в чёрном. – Да, она грозна и страшна, черна, как гнев, как ярость; она – отмщение, но она и заступница. Она зла для злых, с которыми нельзя справиться с помощью добра; ярость должна низвергнуть их из мира. Не забывай, что зло это созидательная сила, когда она направлена против ещё большего зла. Я вновь предлагаю тебе эту силу, царь, – но знай, что это последняя твоя возможность, больше у тебя её не будет.
Ашока вдруг улыбнулся.
– Возможно, ты прав, служитель Кали, – но я поклоняюсь иному божеству. Я благодарен тебе, однако, за твои слова: они помогли мне понять себя… Ты можешь вывести меня из дворца? Это моя единственная просьба. Если меня могут убить здесь, как ты утверждаешь, мне бы не хотелось, чтобы этот грех привёл к тяжёлому воздаянию для причастных к нему.
– Я выведу тебя из дворца, и мы больше не увидимся, – ответил человек в чёрном. – Поверь, я искренне сожалею, что наш союз не состоялся.
* * *
На дешёвом постоялом дворе, в дальнем углу сидел неприметный, похожий на бродягу человек в рубище. Он ел рис из глиняной плошки и запивал его простой водой из кувшина. Время от времени бродяга посматривал на открытую дверь, будто поджидая кого-то. Наконец, в дверь вошёл высокий человек несуразной внешности: с большой круглой головой, маленькими глазками, с узким, будто обрубленным подбородком, и длинным кривым носом.
Разглядев в углу бродягу, высокий человек оскалился в улыбке и направился к нему.
– Вот и я, царь! – весело сказал он. – Долго ждал?
– Тихо! – ответил бродяга. – Какой я теперь царь, – я скромный нищенствующий служитель Будды.
– Нет, ты царь, Ашока, ты величайший из царей, ибо никто ещё не совершил такого поистине благородного, царского поступка, как ты, – упрямо повторил высокий человек. – Ты выше всех царей, что были прежде, – а будут ли такие цари, как ты, в грядущих временах, мы не знаем… Так что ты ныне – царь царей и можешь гордиться этим!