– Боже мой, ведь ваш муж – король! – закрыл он лицо руками.
– Теперь нам уже нечего терять… Ну что же вы стоите? Подойдите ко мне…
– Анна… Дорогая… – он хотел что-то возразить, и тогда Анна подошла к нему сама и закрыла рот поцелуем.
Он все еще не смел ответить на ее ласки, но она взяла его руку, положила на свою грудь, – и тут он уже не выдержал…
* * *
Король, вернувшись с охоты, принялся сильно пить, по большой части в одиночестве, но иногда из его покоев раздавались женский хохот и визг, – среди придворных ходили скандальные слухи о подробностях королевских попоек. Сью считала своей обязанностью рассказывать королеве обо всех придворных сплетнях, но на Анну они не производили никакого впечатления. Она безучастно внимала рассказам Сью, думая о чем-то своем.
Сью заметила, что королева заметно погрустнела после возвращения короля с охоты, настроение Анны было подавленным. Сью, как по долгу тайной государственной службы, так и из мучительного личного любопытства, решила выяснить, что происходит с королевой. С утра до вечера Сью вилась около нее, проявляя участие и сочувствие. Рано или поздно ей захочется высказаться, думала Сью, а настоящих друзей у королевы нет; к кому же еще ей обратится, как не к своей фрейлине, которая всей душой привязана к ней?
Расчеты Сью полностью оправдались. Скоро у Анны случилось что-то вроде лихорадки, но услугами придворного лекаря королева воспользоваться категорически отказалась и лечь в постель до выздоровления также не пожелала. Она бродила по своим покоям, закутавшись в теплую меховую накидку и не находила себе места и занятия: то садилась в кресло, то вскакивала с него; взяв какую-нибудь книгу, она начинала читать, но затем с досадой отбрасывала книгу в сторону, и, усевшись за стол, размышляла о чем-то. Даже присутствие дочери, раньше всегда приятное для Анны, теперь, казалось, было ей в тягость. Она как будто стеснялась девочки и вела себя с ней неловко и натянуто…
Терпение фрейлины было, в конце концов, вознаграждено. Однажды вечером королева сидела в своем кресле, уткнувшись в воротник накидки и глядя в темное окно, на котором отражались всполохи светильников.
– Какая ужасная погода этой весной! – сказала она. – Хлещет дождь, некуда нельзя выйти.
– Да, ваше величество. Очень плохая погода, – согласилась Сью.
Королева надолго замолчала.
– Ты любишь меня, Сью? – внезапно спросила она, лихорадочно блестя глазами.
– О, ваше величество! Вы для меня – всё! – воскликнула Сью с неподдельным чувством.
– Мне надо передать письмо одному человеку. Ты сделаешь это во имя нашей дружбы? – Анна пристально посмотрела на нее.
– Конечно, ваше величество! – с готовность вскричала Сью. – Я сделаю для вас всё что угодно!
– Но видишь ли, моя милая Сью… Как бы тебе объяснить… Видишь ли, о письме никто не должен знать. Это моя тайна, – тихо сказала Анна надтреснутым голосом.
– Вы можете полностью довериться мне, ваше величество, – прошептала Сью и поцеловала плечо королевы.
– Не надо, – отодвинулась Анна. – Я хочу, чтобы ты по-дружески помогла мне, а не потому, что ты мне служишь. Ты – мой единственный друг, я люблю тебя; если тебе что-то понадобится, я тоже всё для тебя сделаю.
– Я и так многим вам обязана, мадам. Поверьте, я помню о своем долге, – проговорила Сью, присев в поклоне.
– Хорошо, я верю тебе! Сейчас ступай отдыхать, а утром приходи пораньше: письмо будет готово, – королева все с той же лихорадочной нетерпеливостью вскочила с кресла и указала рукой на дверь.
– Но вы не сказали, кому я должна буду отдать письмо? – спросила Сью.
– Завтра я скажу. Ну, ступай же, ступай, ты меня задерживаешь! – Анна от досады даже притопнула ногой.
Сью вылетела из комнаты.
Анна подошла к бюро, вынула бумагу, перо, чернила, и принялась за письмо. Она трудилась над ним долго: зачеркивала, исправляла, быстро сочиняла целые абзацы, а после выбрасывала их и заменяла новыми. Наконец, когда письмо было готово, она тщательно переписала его набело:
«Мой дорогой, мой любимый Джордж! Чем дольше я вас не вижу, тем больше понимаю, как я вас люблю! Я не могу жить без вас. Я заболела, лишенная возможности хотя бы издали посмотреть на вас, услышать ваш голос; не говорю уже о таком счастье, как прикоснуться к вам, обнять вас и самой оказаться в ваших объятиях…
Мой врач пытался лечить меня какими-то снадобьями, – я едва не рассмеялась над ним: ведь для меня есть только одно лекарство – быть рядом с вами. Если бы это было возможно, моя болезнь прошла бы в одну минуту, и я была бы так счастлива, как может быть счастлива женщина, которой Бог даровал большую любовь.
Вы упрекали меня моим замужеством и ревновали меня к моему мужу: мой дорогой Джордж, не обижайтесь, но это просто глупо, – я уже три года замужем, но даже не представляла, какое блаженство может принести близость с любимым человеком. Я признаюсь вам в том, в чем постеснялась бы признаться любая другая женщина. Я сгораю от желания вновь ощутить ваше крепкое мужественное тело, чтобы насладиться им, слиться в одну плоть, перестав различать, где мое естество, а где ваше…
Видите, вы можете упрекать меня за нескромность, но не за холодность!..
И прошу вас, забудьте о моем муже, как забыла о нем я. Да и в чем мы с вами виноваты? Я вышла замуж не по своей воле, я не желала этого брака, мне были не нужны корона и власть. Если бы вы были решительнее, если бы я была решительнее, мы могли бы бежать, еще тогда, перед моим замужеством, вы помните?
Но я не стану мучить вас бесполезными воспоминаниями о нашей общей слабости; давайте лучше решим, как нам быть теперь? Не знаю, что вы предложите, но я придумала следующее. Я собираюсь просить развод у короля, чтобы выйти замуж за вас. Не удивляйтесь, это не сумасшествие, послушайте, что я вам скажу! Король сам доказал нам, что развод необходим, когда один из супругов начинает тяготиться совместной жизнью, и тем более, когда он полюбил другого человека. Разве Генрих не развелся с Екатериной, чтобы жениться на мне, разве не отбросил он условности, которые считались священными? Почему же я не могу поступить по его примеру? Я никогда не любила и не люблю короля, я люблю вас, и я стала вашей женой, – если не перед людьми, то перед Богом, – следовательно, мы просто должны узаконить то, что произошло… Правильно я рассуждаю? Единственное препятствие к разводу – это упрямство и сумасбродство Генриха, но я попробую убедить его. Несмотря на вспыльчивость и взбалмошность короля, он разумный человек и хорошо ко мне относится; я почти уверена, что он поймет меня.
А если нет, что же… Мы погибнем, но погибнем честно, не тая своей любви, – Пресвятая Дева простит нас и соединит наши души уже в ином мире. Мне горько и радостно думать о таком исходе. Горько, потому что мы не заслужили наказания; радостно, потому что наша любовь бессмертна. В последнее время я стала очень религиозной и часто вспоминаю о Боге; пусть Он рассудит всех нас!