– Вы в этом уверены… – пробурчал сэр Эндрю. – А нам-то что до вашей уверенности?
– Да, я уверен, – твёрдо повторил сэр Томас, – и я объяснил вам, на чём основана моя уверенность… Давайте не допускать больше оплошностей; давайте усилим наблюдение за дворцом и каждую минуту будем готовы выступить. Я, со своей стороны, сделаю ещё кое-что для осуществления нашего плана, – но об этом после… Джентльмены, прошу вас сейчас разойтись, и не забывайте о бдительности. До свиданья, господа.
– Разговоры, разговоры – одни разговоры, – проворчал сэр Эндрю, вставая из-за стола. – Как тут не запить от тоски.
Джентльмен полного телосложения презрительно покосился на него; худощавый джентльмен хотел что-то сказать, но сдержался и промолчал.
Сэр Томас подождал, пока затихнут их шаги в коридоре, потом встал, подошёл к двери и спросил человека, стоящего на страже:
– Он не приходил?
– Нет, милорд.
Сэр Томас прислушался.
– Что-то сегодня тихо в «Свиной голове». Нет посетителей?
– Почти никого, милорд.
– Плохо. В такой день мы здесь на виду.
В тот же миг раздался громкий хохот и мужской голос затянул весёлую песню.
– Узнаю сэра Эндрю, – сказал сэр Томас. – Хоть какая-то польза от этого джентльмена: кто заподозрит, что он заговорщик?
Вернувшись к столу, сэр Томас сел, отодвинул свечу и прикрыл ладонью глаза. В последнее время он мало спал, его глаза слезились от бессонницы и с трудом выносили яркий свет.
* * *
Ждать пришлось долго, сэр Томас отчаянно боролся с дремотой. Наконец, скрипнула дверь, и в комнату вошёл сэр Джон.
– Вот и я, милорд! Заждались?
– Признаться, да. Присаживайтесь, – сэр Томас указал ему на табурет.
– Благодарю вас. У меня есть уважительная причина для опоздания – принцесса Елизавета затеяла игру в мяч по новым правилам, это было так увлекательно, что даже я, старый дуралей, гонялся за мячом наряду с молодёжью, – улыбнулся сэр Джон.
– Вот как? Значит, настроение Елизаветы по-прежнему бодрое? – устало спросил сэр Томас, потирая веки.
– По-прежнему, милорд.
– Но вы посвятили её, наконец, в наши планы?
– Я говорил вам при прошлой нашей встрече, что принцесса умна и осторожна, поэтому мне не надо подробно рассказывать о наших планах, достаточно намёков.
– То есть вы так ничего ей и не сказали? – сэр Томас с крайним неудовольствием посмотрел на сэра Джона.
– Напротив, я сказал Елизавете всё, но о заговоре не было упомянуто.
– Как это возможно?
– Вы удивляете меня, милорд, – усмехнулся сэр Джон. – Разве слова выражают наши тайные мысли и намерения? Вам лучше меня должно быть известно, что слова, наоборот, скрывают их. Использовать слова для сокрытия своих тайн умеют все, однако глупцы выдают себя случайными оговорками, интонацией, жестами, выражением лица, а умные пользуются подобными приемами осознанно – таким образом, можно вести секретный разговор, не называя вещи своими именами. Даже если этот разговор будет подслушан, шпиону не удастся понять его смысл: согласитесь, что всего один упущенный многозначительный жест делает такой разговор непонятным для постороннего.
– Спасибо вам за разъяснение, милорд, но, право же, я слишком устал для софических рассуждений, – резко произнёс сэр Томас. – Ответьте просто: Елизавета знает, что в ближайшее время от неё потребуются быстрота и решительность?
– Уж не знаю, как вам и ответить, милорд. Боюсь, что вы опять рассердитесь, поэтому для простого ответа я подниму и опущу брови, – и сэр Джон произвёл это движение.
Сэр Томас глядел ему в глаза и молчал; сэр Джон тоже молчал и глядел в глаза сэру Томасу. Прошло несколько мгновений; сэр Томас отвёл взгляд, снова потёр веки и со вздохом произнёс:
– Извините меня, милорд, если я вас обидел. Неудачи преследуют нас: вчера мы упустили шанс захватить Марию. Она выезжала из Лондона с небольшой свитой, но мы слишком поздно узнали об этом – ничего уже нельзя было предпринять. Проклятый епископ Эдмунд, – он так усилил охрану дворца, что мы не успеваем вовремя получать сведения оттуда! – сказал сэр Томас с тихим отчаянием. – Однако и епископ совершает ошибки, – чему пример вчерашний выезд королевы без должных мер безопасности. В этой ситуации я вижу единственный выход: привлечь на нашу сторону Роберта Дадли. Мария доверяет ему, он почти неотлучно находится при ней.
– Ни в коем случае! – горячо возразил сэр Джон. – Я думал, что этот вопрос закрыт. Вы согласились со мной, что сэр Роберт – не тот человек, который способен на участие в заговоре.
– У нас нет другого выхода, – повторил сэр Томас. – Я попробую поговорить с Робертом Дадли… Не возражайте! Это единственный выход… Я вас пригласил вот зачем: если со мной что-нибудь случится, если наше дело провалится, – постарайтесь, чтобы Елизавета не пострадала. Я знаю, вы сумеете отвести от неё подозрения. Заклинаю вас, сберегите Елизавету! Сберегите её для Англии!
– Вряд ли мне удастся отвести от неё подозрения в том, что она хочет стать королевой, – покачал головой сэр Джон, – для этого мне пришлось бы переубедить всю Англию, да ещё и Европу в придачу. Однако обещаю вам сделать всё возможное, чтобы эти подозрения не превратились в уверенность.
– Благодарю вас, милорд, – сэр Томас опустил голову на руки и закрыл глаза.
Сэр Джон поднялся из-за стола.
– Чей это голос раздаётся в общем зале? – сказал он. – Никак, это сэр Эндрю? Пойду к нему – отчего бы мне не выпить в компании старого друга?
– Прощайте, сэр Джон.
– Надеюсь, что Господь, которому вы столь преданно служите, спасёт вас, сэр Томас.
Во дворце королевы Марии готовились к церемонии вручения наград. Слухи об избранных счастливцах давно будоражили столицу, но до последнего момента никто ничего точно не знал. Любопытство ещё больше подогревалось тем, что во дворец были приглашены многие джентльмены, достойные милости королевы – и втайне каждый из них верил, что именно он будет отмечен её величеством. Вместе с ними приехали их жены и дочери, которые с нетерпением ждали начала церемонии.
В Тронном зале было так тесно, что нельзя было пройти, а люди всё прибывали и прибывали. Окна, наглухо закрытые по случаю холодной погоды, запотели; воздух в зале был душным и спёртым, дамы обмахивались веерами, мужчины утирались платками; хуже всех приходилось пожилым господам, которые едва стояли на ногах.
Минул означенный час церемонии, прошло ещё четверть часа, полчаса, три четверти часа, – королева не появлялась. Двум старикам сделалось плохо, слуги вывели их в переднюю, где было прохладнее; разговоры, вначале приглушенные, становились всё громче, порой слышался смех. Через час с четвертью стала нарастать тревога: собравшиеся вопросительно посматривали на недвижных гвардейцев у дверей и на окаменевшего церемониймейстера. Уж не случилось ли чего-нибудь? Может быть, начались волнения в народе? Или из-за границы поступили дурные вести? А может быть, упаси Боже, случилось что-нибудь с её величеством?