– Нино Вахтанговна?!! Ох-х… Ой, как вы меня напугали-и…
– Почему ты не спишь? – осведомилась старая актриса, сама очень похожая на привидение с распущенными волосами и в длинной, до пят, ночной рубашке. – Это в мои годы позволительно иметь жестокую бессонницу! Сижу вот на скамейке и нюхаю розы, они по ночам дивно пахнут! А ты, девочка, должна спать без задних ног!
– У меня тоже жестокая бессонница! – шепотом пожаловалась Белка. – Я… я тоже пришла розы нюхать. Нино Вахтанговна, а вы не видели… это что же… это Ромка соседский там целуется?!
– Нет, – помедлив, ответила старая актриса, и Белка могла бы поклясться, что бабушка Нино улыбается. – Я даю тебе слово, что это не твой Ромка. Веришь мне? Тогда иди спать.
Однако заснуть Белка, как ни старалась, так и не смогла. Провертевшись до самого рассвета в постели, она поднялась с первыми лучами. Натэла рядом спала мертвым сном, завернувшись с головой в одеяло. От богатырского храпа Полундры жалобно дребезжали стаканы на столе. Белка вздохнула и принялась одеваться. Она то и дело с опаской поглядывала на дальнюю кровать, где спала Соня. Но сестра не шевелилась, и Белка беспрепятственно выскользнула за дверь.
На дворе стояло ясное, свежее утро. Перила веранды были покрыты росой. Белка босиком спустилась в кухню, налила себе молока, отыскала в шкафчике одинокую баранку и уселась завтракать на ступеньках лестницы. Вокруг было тихо-тихо, и поэтому короткий скрип двери прозвучал громом небесным. Белка подскочила от неожиданности, чуть не вылив молоко себе на колени, и вытянула шею.
С лестницы весь соседский двор был виден как на ладони. И Белка сразу увидела Ромку со сложенным мольбертом в руке и этюдником через плечо. Осторожно прикрыв за собой дверь, он пересек двор и вышел за калитку. Сама не зная зачем, Белка поставила недопитый стакан на ступеньку, сунула ноги в шлепанцы и пошла за ним.
Было очевидно, что Ромка идет к морю. Белка старалась ступать как можно тише и прижиматься к заборам, чтобы парень ее не увидел, но он за всю дорогу ни разу не обернулся. Кажется, он спешил. И Белка сразу поняла почему, увидев стоящий на обочине пустого шоссе автомобиль.
Машина была серебристая, красивая и, по оценке Белки, ужасно дорогая. Рядом с ней беспокойно расхаживала высокая брюнетка в длинном зеленом платье, с распущенными волосами. Лицо ее загораживали огромные темные очки. Увидев Ромку, девушка махнула рукой, и парень быстро подошел к ней. Они обменялись коротким приветствием, сели в машину. Белка ожидала, что серебристая иномарка тут же снимется с места, но она стояла неподвижно. Очевидно, в салоне происходил какой-то разговор. Понимая, что подслушать ей все равно ничего не удастся, Белка испепелила иномарку яростным взглядом и направилась к спуску на пляж.
Море было спокойное, гладкое. Над ним кричали чайки. Короткие волны лизали Белкины ноги в шлепанцах, когда она медленно брела вдоль кромки прибоя. В горле стоял горький комок, мысли летели вскачь.
Значит, вот с кем он встречается… Вот в кого влюблен на самом деле… Какая-то брюнетка на дорогущей машине! Интересно, сколько ей лет? Если имеет права – значит, не меньше восемнадцати. Но Ромке-то шестнадцать! Встречается с девчонкой старше и богаче себя? А может… все-таки не встречается? Ведь они не поцеловались, не обнялись… Кажется, Ромка даже не улыбнулся ей… А она ему и подавно… мымра очкастая! И вообще, что это за свидание такое – в шесть часов утра на пустом шоссе?! Как у шпионов каких-то, а не у влюбленных! Может, это все-таки деловая встреча? При этой мысли Белка разом повеселела, но тут же приуныла снова. Она представить себе не могла, какие дела могли быть у Ромки с красивой взрослой девушкой на сияющей иномарке.
– Привет! – послышалось вдруг за спиной, и от неожиданности Белка чуть не шлепнулась на гальку. Набежавшая волна окатила ее до колен, вымочив сарафан. Рядом на песке стоял Ромка. И смотрел на нее сощуренными зелеными глазами. Белка покосилась в сторону шоссе. Серебристой иномарки там уже не было.
– При… Привет…
– А что ты на море в такую рань? Купаться холодно еще.
– А я и не купаюсь. – Белка старательно одернула мокрый подол сарафана. – Я – так, на море посмотреть пришла. Наши все спят еще… А ты сам что здесь делаешь?
– Ловлю свет. – Ромка обернулся на свой мольберт, который был расставлен у каменной гряды. – Через час уже уйдет…
– Можно мне посмотреть? – обрадовалась Белка.
– Не на что пока. Я еще не начал. – Ромка вдруг снова взглянул на нее. Взгляд был внимательным, пристальным. Оценивающим. Он смотрел так очень долго и, когда Белка уже начала нервничать, вдруг взял ее за руку и потянул за собой.
– Вот! – выпалил Ромка, подтаскивая растерянную девочку к полосе воды. – Можешь постоять так немножко? И еще волосы распустить? Пожалуйста! Не бойся, это ненадолго, свет уйдет скоро… Нет, стой как тебе удобно, только не шевелись… и голову чуть-чуть вбок… Все, годится! Молодец! Пожалуйста, стой!
Он метнулся к мольберту и взял кисть. Белка застыла. Сердце колотилось в груди как ненормальное, губы пересохли. Она была готова стоять так, на мелководье, с мокрым подолом и лезущими в лицо волосами, хоть до вечера. Ведь Ромка сам к ней подошел, сам, она не навязывалась! Сам заговорил! Сам захотел ее рисовать! Улыбается, и смотрит на нее своими зеленущими глазами, и водит по бумаге кисточкой… А эта, на иномарке, теперь пусть хоть лопнет!
Время шло. Солнце поднялось над горами, поверхность моря залилась розовым светом, а Ромка все рисовал и рисовал. Белка стояла неподвижно, стараясь даже не дышать. Одновременно она соображала, стоит или не стоит задавать ему вопросы. Не напугать бы… Не хочет Ромка вспоминать, что они впервые увиделись в музее Тропинина, – и бог с ним! И не надо! Может, и в самом деле не помнит! Все, что они обсуждали вчера с друзьями – и ее, Белкино, невероятное сходство с украденным портретом, и странную уклончивость Ромки, и дикое поведение его старшего брата, – все сейчас казалось далеким и ничего не значащим. А самое главное – это то, что они сейчас вместе. И Ромка, сощурившись, смотрит на нее, и улыбается, и водит тонкой кисточкой по бумаге. А все остальное – потом!
– Все, свет ушел! – с сожалением сказал Ромка час спустя, когда у Белки уже вконец одеревенели ноги и заныла спина. – Спасибо! Очень тяжело было? С непривычки всегда трудно, я знаю…
– Ничуточки! – храбро сказала Белка, стараясь незаметно потереть поясницу. – Я посмотрю, можно?
Ромка кивнул. Белка взглянула на мольберт – и ахнула.
Розовое море уходило в горизонт, сливаясь с серебристыми облаками. Чуть голубело рассветное небо. Блестела мокрая галька, а на влажной полосе песка стояла она – Белка Гринберг, со слегка запрокинутой головой и распущенными волосами. Ветер, казалось, раздувает подол ее белого сарафана. Это было так невозможно, пронзительно красиво, что Белка чуть не заплакала.
– Ты… настоящий художник, – прошептала она. – Это в сто раз лучше, чем портрет графини Сарры!