Он сильно изменился за год. Лицо его осунулось, черты загрубели, тело стало крепким и худощавым; детскость, которая проглядывала во всем облике Такэно год назад, исчезла. Одет он был, как воин, и за поясом его были два меча, длинный и короткий.
Старики от растерянности застыли на месте: как встретить его, – поклониться ли ему первыми, или ждать, чтобы он поклонился? Такэно пал перед ними на колени:
– Дедушка Сэн! Дедушка Сотоба! – воскликнул он, и старики увидели, как задрожали его щеки.
– Такэно… – хотел, было, склониться в приветственном поклоне Сэн, но вдруг всхлипнул, простер руки вперед и смог только добавить:
– Приехал…
Такэно принялся целовать ладони старика:
– Дедушка Сэн, мой дедушка Сэн!
– Они грязные, Такэно, – слабо сопротивлялся Сэн, а Сотоба похлопывал Такэно по плечу и говорил:
– Воин, воин! Ты стал настоящим воином, Такэно.
Когда все немного успокоились, старики повели Такэно в дом. Им не терпелось расспросить его об учебе, о выпускных испытаниях, о том, как князь отнесся к Такэно, но вначале следовало принять его должным образом: сотворить благодарственную молитву перед богами, приготовить гостю ванну для омовения, дать ему отдохнуть, – а уж после, за столом, можно было расспрашивать.
Соблюдая обычай, Такэно и сам ни о чем не спрашивал Сэна и Сотобу, но взгляд его скользил по саду, а когда они подошли к дому, сердце Такэно тревожно забилось: где же Йока, почему ее не видно? Жена должна была встречать мужа в дверях, снять с него сандалии и вместо дорожных носков надеть на него другие, чистые, для дома. Вот и веранда, – где же Йока?…
Широкие двери разъехались в стороны, и она появилась на пороге. Ее поза была смиренной: спина полусогнута, голова наклонена, руки сложены на животе, – но взгляд, мимолетный взгляд, который бросила она на мужа, был таким счастливым, что Такэно рассмеялся. Смущенно оглянулся он на стариков, но они будто не заметили подобной несдержанности.
Далее все проходило по обычаю. Йока, потупившись, сказала Такэно: «Здравствуйте, господин», – и более не говорила ему ничего во весь вечер. Такэно ответил Йоке: «Здравствуй, здравствуй», – и после обращался к ней только тогда, когда требовалось что-нибудь подать.
За столом Такэно рассказывал старикам о своем обучении в школе воинов:
– Я постиг многое. Но пусть за меня поведает об этом сам князь. Он присутствовал на выпускных испытаниях, и я получил от него в подарок меч со следующими напутственными словами: «Такэно, ты пока оправдываешь мои надежды, – среди молодых воинов, закончивших школу, нет равных тебе по владению мечом и стрельбе из лука. Посмотрим, как ты покажешь себя в бою; если и там ты не ударишь лицом в грязь, я посвящу тебя в самураи… Пока же можешь съездить навестить своих стариков и свою жену. Скоро ты мне понадобишься, я тебя вызову». В заключение он дал мне еще мешочек с деньгами.
– Какая честь! Какая высокая честь! Князь обращался с тобой, как с одним из его приближенных, – покачал головой Сотоба. – Иные служат ему всю жизнь, но не удостаиваются такого обращения, а тебя он наградил еще до того, как ты начал служить. Твой священный долг теперь – доказать, что князь не ошибся в тебе. Преданность повелителю, обязанности перед ним, повиновении ему во всем, – отныне должны составить смысл твоей жизни.
– Да, да, – кивнул Такэно. – Я это твердо усвоил, воспринял сердцем.
– Тебе нужно быть таким как все, но при этом выделяясь из всех, – вставил свое слово Сэн. – Это трудно, особенно вначале. Когда ты был мальчиком, ты говорил, что через любую стену можно перелезть. Смелее, Такэно.
– Смелости ему не занимать, уважаемый Сэн. Иначе он не был бы первым среди воинов, закончивших школу, – сказал Сотоба. – Но иногда смелость оборачивается бедой. Тебя учили этому, Такэно?
– Да, дедушка Сотоба. Я постиг дух воина и понял, что многие вещи кажутся нам неразумными только потому, что они существуют вне разума.
– О, как правильно сказано! – воскликнул Сэн. – У тебя были хорошие учителя. Такэно.
– Вы – мой первый учитель, уважаемый дедушка Сэн, – поклонился ему Такэно.
– И вы мой учитель, уважаемый дедушка Сотоба, – Такэно поклонился и ему.
Старики закряхтели от удовольствия, в разговоре наступила пауза.
– Вот что я не смог понять, – сказал Такэно, обращаясь к ним обоим. – Просветленный дух парит над землей. Я слыхал, что и воины, просветленные духом, могут летать. Когда-то я вас спрашивал, дедушка Сэн, может ли человек взлететь; вы ответили, что может с помощью мысли. У меня же ничего не получается: я не могу взлететь ни с помощью мысли, ни с помощью духа. Что у меня не так?
– Дух, действительно, может парить над землей, но тело крепко привязано к земле, само по себе оно взлететь не способно, – проговорил Сэн задумчиво.
– Ваши слова мудры и справедливы, уважаемый Сэн, но я тоже слышал о воинах, которые могли летать, – сказал Сотоба, виновато поклонившись Сэну за то, что возражает ему. – Вы совершенно правы, когда говорите о крепкой привязанности тела к земле, однако просветленный дух ослабляет эту связь. Тело у такого человека приобретает легкость и подвижность – отчего же ему не взлететь? Тело телу рознь: обычный человек, например, и дня не может прожить без пищи, но святой отшельник, отвергший притязания плоти и непрестанно проводящий время в духовных исканиях, сам становится отчасти бестелесным, он способен неделями обходиться без пищи, сохраняя при этом бодрость и силу.
– Но есть ли у воина время для созерцания? – все также задумчиво произнес Сэн.
– Уважаемый Сэн, вам лучше меня известно, что время течет то быстро, как поток на стремнине, когда сужаются его берега и дно меняет свою глубину, то медленно, когда берега реки широки, а дно неизменно. В бою время подобно низвержению водопада, в котором огромная масса воды за одно мгновение преодолевает большое пространство; в бою всё сливается для воина в единый миг высшей просветленности и торжества духа, – в голосе Сотобы послышались восторг и печаль воспоминания.
– О, уважаемый Сотоба! Вы прошли через столько битв, что обладаете, конечно, полнотой знания о духе воина, – поклонился Сотобе Сэн.
– А вам не приходилось летать, уважаемый дедушка Сотоба? – спросил Такэно.
– Нет, Такэно, – вздохнул старик. – Я бывал стремительным, как порыв ветра, я обрушивался на врага внезапно, как удар молнии; иногда мне казалось, что я летаю над полем боя, но это были только мои ощущения; мое тело оставалось привязанным к земле.
Такэно огорченно покачал головой.
– Ну уж если такой великий воин, как вы, не летали в битвах, мне-то и подавно не удастся это!
Сотоба и Сэн дружно рахохотались.
– Почему ты так думаешь? – сказал Сэн. – Ты уподобляешься плохому врачу, который считает, что от одной и той же болезни надо лечить одинаково любого человека. Но одинаковых больных не бывает, а потому не бывает и одинаковых болезней. Ты, Такэно, единственный и неповторимый человек: другого такого нет во всей Вселенной. То же самое можно сказать и о каждом из нас. Твоя неповторимость – свидетельство того, что с тобой может случиться неповторимое событие, никогда прежде ни с кем не случавшееся.