Мартин вздрогнул. Но ответил честно:

– Да.

– Замечательно! Не сам факт, разумеется, а ваша способность к самообороне. Денежная компенсация от города? Вашим нравственным принципам это не претит?

– Нет, – сказал Мартин.

– Гатти! – снова повернулся к мальчику чиновник. – Вот ещё один пример достойного поведения! В критических ситуациях разумное существо должно отбросить традиционные моральные нормы и сосредоточиться на выживании!

– Я запомню, папа, – повторил мальчик.

– Что ещё? – размышлял Лергасси. – Охрана по городу… но если на вас совершат новое покушение в самолёте… Хорошо. Вас отправят скрытно и в полном одиночестве.

– Я хотел бы отправиться вместе с Мартином, – сказал Гатти.

– Нет! – Чиновник покачал головой. – Я понимаю, что это крайне любопытное и познавательное приключение, но ты будешь обузой для нашего гостя.

Мальчик умоляюще посмотрел на Мартина, и тому пришлось сделать вид, что он не понимает взгляда.

– Вроде бы всё… – рассуждал вслух Лергасси. – Что ж, рад был помочь вам, уважаемый гость!

Аудиенция окончилась, и Мартин поднялся. Но что-то дёрнуло его за язык, и он спросил:

– Простите за любопытство, господин Лергасси… можно частный вопрос?

– Конечно, – улыбнулся чиновник.

– Наши расы очень близки физиологически, но отличаются во многих психологических аспектах…

Лергасси-кан согласно кивнул.

– Скажите, – продолжал Мартин, – а вы действительно готовы были позволить своему маленькому сыну отправиться в другой город вместе с незнакомым инопланетянином, за которым к тому же охотится неизвестный преступник?

– Так вы хотите его взять с собой? – удивился Лергасси-кан. – Что ж, мне кажется, что это может быть началом большой и крепкой дружбы…

– Нет, нет! – торопливо возразил Мартин, заметив, как оживился Гатти. – Я считаю это неразумным… и… э… не примером достойного поведения! Но естественный страх за жизнь и безопасность…

– А… – кивнул Лергасси-кан. – Конечно же, я бы очень волновался. Гатти – мой единственный сын. Но познавательный аспект такого приключения перевешивает возможный риск для его жизни. Речь поэтому идёт лишь о вашем удобстве.

Мартин помотал головой:

– Нет, всё-таки я плохо объяснил… На Земле любой родитель, если он психически здоров, попытается оградить своё потомство от малейшей, даже гипотетической опасности…

– Жизнь полна опасностей, – философски ответил Лергасси. – Отказала автоматика флаера – и вы упали с огромной высоты. Вы пошли на охоту – и зверь оказался хитрее вас. Врачи не успели распознать мутированный штамм вируса – и вы умерли. Как можно беспокоиться о гипотетической угрозе для жизни? Надо предотвращать реальные проблемы!

– Лергасси, скажите, у вашей расы и впрямь нет такого понятия – «смысл жизни»? – осторожно спросил Мартин.

Лергасси-кан засмеялся. Тихонько захихикала секретарша. Референты, похоже, туристического языка не знали и с удивлением смотрели на шефа. Даже насупившийся Гатти, огорчённый отказом Мартина, тоненько и заливисто хохотал.

– Мартин… – Лергасси-кан положил руку ему на плечо. – Вы делаете стандартную ошибку, характерную для многих рас… Жизнь сама по себе является смыслом и сутью существования. Что же такое смысл жизни?

– Может быть – смысл смысла? – предположил Мартин. – Вы простите, если я задел вас…

Эти слова вызвали новый приступ смеха. Секретарша певучим голоском пересказала референтам диалог – и теперь трое здоровых парней, чинно сидевших рядком на диване у стены, безуспешно пытались сдержать гогот.

– Нет, Мартин, что вы… – сказал Лергасси-кан. – Ничуть не обидели. Вам, наверное, кажется, что наша раса ущербна? Что мы лишены чего-то очень важного и интригующего?

Мартин пристыжённо кивнул.

– А нам кажется… – начал Лергасси-кан, обернулся к сыну, велел: – Заткни уши и не подслушивай!

Мальчик послушно закрыл уши, и Лергасси-кан продолжил:

– А нам кажется, что калечны именно вы. Что у вас есть что-то лишнее и постыдное, словно член, выросший на лбу.

– И вам даже не интересно, каково это – жить с елдой на лбу? – немного разозлившись, спросил Мартин.

– Думаю, что очень некомфортно, – с улыбкой ответил Лергасси-кан.

Глава 2

Всю дорогу в аэропорт Мартин размышлял над разговором с Лергасси-каном. Чиновник снабдил его флаером и референтом в качестве пилота и охранника одновременно. Юный Гатти хоть и не скрывал обиды, но тоже решил проводить землянина, однако разговор первым не начинал.

Разумеется, за словами Лергасси-кана была не только психология его расы. Можно считать её сколь угодно странной, но вот он, под стремительно мчащимся флаером, чудесный город – один из многих городов Аранка. Город, где соседствуют огромные здания и вольные, нарочито запущенные парки; город, удовлетворяющий большую часть потребностей своих жителей бесплатно; город, где преступления редки, а жители – дружелюбны… Даже попытка покушения не изменила уважительного отношения Мартина к этой расе.

Так чем же кичиться землянам, глядя на спокойных, уверенных, счастливых братьев по разуму? Тысячелетними размышлениями, в чём смысл смысла? Ох сколько крови пролили эти размышления, пока аранки обустраивали свой мир… Высокой духовностью, позволяющей верить в Бога и размышлять о непостижимом? Только где же результаты этой духовности…

Было бы проще, окажись аранки неэмоциональными и чёрствыми. Было бы проще, не знай они любви и сострадания, не умей дружить и мечтать… Но ведь всё это у них было, ничуть не меньше, чем у людей! Технократы находили на планете аранков воплощение своей мечты, натуристы восхищались бескрайними просторами дикой природы и патриархальными нравами сельскохозяйственных районов, учёные завидовали великолепным лабораториям, коммунисты кричали, что Аранк – мир победившего развитого социализма, авантюристы не уставали ставить в пример космическую программу аранков – вопреки здравому смыслу не свёрнутую после прихода ключников. Даже изоляционисты и ксенофобы всех мастей одобрительно отзывались о той осторожности, с которой аранки подходили к дарам ключников!

Так что же, выходит, история всех прочих цивилизаций в галактике – ошибка? И лишь аранки, не задающиеся вопросом о смысле жизни, ухитрились его найти? Что-то в этом было от римских стоиков, что-то – от греческих киников… Но аранки словно оставались в том счастливом и безоблачном детстве, когда человек ещё не верит в собственную смерть, не задаётся вопросами о будущем, не вспоминает прошлого и счастлив настоящим…