К тому же она старалась держаться максимально спокойно. Несмотря на все те долгие часы, проведенные в подвале, где ей приходилось есть из миски, как собаке, она была уверена, что мама и папа защитят ее. Но с Берит и Тони все было по-другому. Вдруг они отошлют ее, если она будет плохо себя вести? А она хотела остаться здесь. Не потому, что ей очень нравились супруги Валландер или ферма, а потому, что она хотела быть с Тесс.
С самой первой минуты они с Тесс узнали друг в друге родственные души. Они были так похожи! И она так многому научилась от подруги. Шесть лет она провела на ферме — и порой сдержать ярость бывало непросто. Ей так хотелось увидеть боль в глазах другого, испытать ощущение власти, но благодаря Тесс она поняла, что должна подавлять свои импульсы и скрываться под маской нормальности.
Когда тоска становилась невыносимой, девочки брались за животных. Однако они всегда стремились сделать вид, что повреждения возникли иным образом. Берит и Тони ничего не заподозрили. Они только охали по поводу того, как им не повезло, не понимая, что Луиза и Тесс сидели рядом с больной коровой, потому что наслаждались муками животного и тем, как в его глазах медленно угасал огонь жизни. Приемные родители были наивными и глупыми.
Тесс куда лучше Луизы умела сливаться с окружением и не привлекать к себе внимание. По ночам она рассказывала об огне, о том, какая это эйфория — видеть, как кто-то горит. Говорила, что может держать эту страсть в руках и сдерживаться, пока не возникнет подходящий момент.
Больше всего Луиза любила ночи. С самого первого дня они с Тесс спали в одной кровати. Поначалу — чтобы греться и испытывать защищенность, но потом в их отношения вкралось нечто новое. Дрожь пробегала по их телам, когда они соприкасались под одеялом. Они осторожно начали изучать друг друга, ощупывая кончиками пальцев неизвестные формы, пока не узнали каждый миллиметр тела друг друга.
Луиза не знала, как описать это чувство. Любовь? Она никогда никого не любила — как, впрочем, и не ненавидела. Мамочка наверняка думала, что она ненавидела их с отцом и братом, но это было не так. Ненависти Девочка не испытывала — только безразличие по поводу того, что другим казалось таким важным. А вот Тесс умела ненавидеть. Иногда Луиза видела, как ненависть вскипает в глазах ее подруги, когда та с презрением разговаривала с людьми, желавшими им зла. Она часто расспрашивала — о папе Луизы, о мамочке и о брате. И о бабушке. После того как бабушка приезжала на ферму, Тесс вспоминала о ней несколько недель, интересуясь, относится ли она к тем людям, которые заслуживают наказания. Сама Девочка не понимала этого гнева. Нельзя сказать, что она ненавидела кого-то в своей семье — ей было на них совершенно наплевать. Родители и брат перестали существовать для нее с того момента, как она перебралась к Тони и Берит. Они стали ее прошлым. А Тесс была ее будущим.
Единственное, что она хотела сохранить в памяти из прошлого, — это истории папы о цирке. Все имена, города и страны, звери и головокружительные номера, как все это пахло, как звучало, яркие краски, превращавшие цирк в магический фейерверк… Тесс обожала ее рассказы. Каждый вечер она желала слушать их снова и снова и всегда задавала вопросы: о людях в цирке, об их жизни, о чем они говорят — и, не дыша, выслушивала ответы.
Чем лучше они узнавали тела друг друга, тем больше Луизе хотелось рассказывать. Ей хотелось сделать Тесс счастливой, а папины истории она могла и хотела подарить ей.
Все ее существование было отныне сосредоточено вокруг Тесс, и она все лучше понимала, что раньше вела себя как животное. Тесс объяснила ей, как все устроено в жизни. Никогда не надо проявлять слабость или поддаваться тому, что живет в ней. Они должны научиться выжидать подходящего момента, должны учиться самообладанию. Это оказалось сложно, но Луиза усердно тренировалась, а вознаграждение заключалось в том, чтобы каждый вечер обнимать Тесс, чувствовать, как ее тепло распространяется по всему телу, ощущать прикосновения ее пальцев, ее дыхание на своих волосах.
Тесс стала для нее всем. Она заменила ей весь мир.
* * *
Они стояли на морозе посреди двора, жадно вдыхая свежий воздух. В доме работал Турбьёрн. Патрик позвонил ему, не сводя глаз с экрана, и после этого заставил себя еще немного постоять в дверях.
— Как долго он этим занимался? — спросил Мартин.
— Нам придется пересмотреть все фильмы и сопоставить их с известными исчезновениями. Но складывается впечатление, что все началось очень давно. Думаю, это можно будет определить по возрасту Юнаса, — ответил Хедстрём.
— Тьфу, черт! И он заставлял собственного сына смотреть и снимать такое! Как ты думаешь, заставлял он его участвовать?
— Не похоже, но, может быть, в других фильмах мы нечто такое и обнаружим. В любом случае Юнас все это потом воспроизвел.
— С помощью Марты, — произнес Молин, качая головой. — Ну и семейка!
— Мне даже и в голову не приходило, что его жена может быть во всем этом замешана, — сказала Патрик. — Но если это так, я еще больше волнуюсь за Молли. А вдруг они в состоянии навредить собственному ребенку?
— Не знаю, — пробормотал Мартин. — Знаешь, я считал, что что-то понимаю в людях, а теперь убедился, что ни черта не смыслю. В обычном случае я ответил бы — нет, они не могут поднять руку на собственную дочь, но от этих типов, похоже, можно ожидать всего.
Хедстрём понял, что у них перед глазами стоит одно и то же. Старые фильмы с зерном, обрывами пленки и пятнами — переведенные на DVD, но записанные на старом оборудовании. Эйнар был высоким и сильным, и даже в чем-то красивым. Он находился в комнате под сараем, которую практически невозможно было обнаружить, если не искать специально — а этого за долгие годы никто не делал. То, что он делал с неизвестными девушками, невозможно было описать словами — как и его взгляд, обращенный в камеру. Крики девушек смешивались с его инструкциями сыну, как лучше снимать. Иногда Перссон-старший брал в руки камеру и наводил ее на Юнаса. Тощий подросток, который, как и предполагал Патрик, в более поздних фильмах стал взрослым. А один раз в кадр попала и юная Марта.
Но что заставило Юнаса нести дальше жуткое наследие отца? Когда это произошло? И как получилось, что Марта оказалась вовлечена в мир ужасов, который создали отец и сын? Если им не удастся найти Марту и Юнаса, то они, возможно, никогда не узнают правды… А еще Хедстрёма интересовало, знала ли обо всем этом Хельга. И где она сейчас?
Он достал телефон и посмотрел на дисплей. Три пропущенных звонка от Эрики и голосовое сообщение. Исполненный дурных предчувствий, он набрал номер голосового ящика и прослушал то, что она сказала, после чего выругался так громко, что Мартин буквально подпрыгнул на месте.
— Зови Йосту! — велел ему напарник. — Я знаю, где они. И Эрика тоже там.
Сам Патрик уже бежал к машине, и Молин последовал за ним, на ходу крича Флюгаре, который зашел за угол по малой нужде.
— Что такое?.. — крикнул старый полицейский, подбегая к коллегам.