— Нет, моя звезда еще не зашла, я не откажусь от своей борьбы до самого конца, — тихо и зловеще произнес Гитлер. — Если мне и суждено погибнуть, то только вместе с моим народом, с моей Германией!
Он облокотился рукой о стол, подпер ладонью лоб и судорожно стиснул пальцами виски. Так, покачиваясь, в тягостном молчании, Гитлер сидел очень долго. Слышан был лишь мерный стук колес о рельсы. Наконец, не поднимая головы, он спросил:
— Что мы будем делать, Сахиб?
Тибетец неестественно напрягся, голос его был глухим:
— Если вы захотите остаться жить после поражения и позже поднять немецкий народ на новую борьбу, то для вас есть укромное местечко подо льдами Анктартиды в Новой Швабии. Ведь адмирал Канарис еще год назад уверял вас, что база для вас там подготовлена на многие годы жизни. Я недавно побывал там и проверил его слова — Канарис не солгал, там рай под водой!
— Не упоминайте имени этого предателя, которого я вздернул на контрабасной струне! — ударил Гитлер кулаком по столу, и на нем жалобно зазвенела посуда. — В случае поражения, в которое я не верю, я должен буду умереть как солдат. Если я останусь жить, нация за мной второй раз уже не пойдет. Солдаты не любят воевать под предводительством генерала, который не знает победы.
Сахиб выдохнул с облегчением и заговорил уже свободнее:
— Мой фюрер, мы с вами изначально готовили отступной вариант, и вы сейчас сами только что его озвучили. Совершенно с вами согласен: сдаться или сбежать — недостойно великого вождя! Но даже если вы погибнете в битве с врагом, то все равно останется ваша кровь, ваш дух и ваши идеи. Новый человек с вашей душой возродится из вашего же яичка в Новой Швабии. И это будете снова вы собственной персоной. В следующем веке вы сможете возобновить вашу борьбу!
— Яичко все еще в надлежащей сохранности?
— В лучшем виде! Даже, если лаборатория подвергнется бомбежке и будет разрушена, ничего не изменится — криососуд способен функционировать в автономном режиме долгое время.
— Искусственное оплодотворение?
— Да, мой фюрер. Но есть одно но, о котором я раньше умалчивал.
— Какое же?
— Матерью вашего сына должна быть… Ева Браун!
— Ева!? — Гитлер даже подскочил от удивления.
— Да, так говорят звезды.
— Но как это возможно? Вы полагаете, что ее нужно отправить в Анктартиду без меня? Да захочет ли она? Недавно Ева мне заявила, что если потребуется, то умрет вместе со мной. Мы решили в этом случае сочетаться законным браком. Она хочет умереть как жена вождя, Вождя Славы, а не как чья-то подстилка. Я ей обещал…
Гитлер поднялся, заложил руки за спину и стал мерить купе тихими бесплотными шажками.
— Мой фюрер, мы уже не раз беседовали с вами на такую тему, как реинкарнация, — сказал Сахиб, не спуская глаз с собеседника.
— И что с того?
— Наши святейшества Далай-ламы заранее подбирают себе новое тело для рождения после смерти и указывают своим подчиненным где, когда и по каким признакам потом их можно будет найти. Через несколько лет в указанное место отправляется делегация, находят мальчика, предъявляют среди множества вещей и те из них, которыми владел почивший Далай-лама. Найденыш безошибочно отбирает из них нужные, и это служит первым признаком того, что он и является реинкарнацией прежнего Далай-ламы. Часто мальчик сам бросается обнимать кого-то из прибывших — он узнает в них своих любимых учеников или служителей. Вы, кстати, после своего возрождения, пройдете ту же процедуру.
— Можете мне этого не говорить, я это знаю. Просто конкретизируйте свою мысль, вы же хотите мне сказать что-то другое?
— Звезды нам показали, где и когда после войны возродится в новом теле Ева Браун. И в наших силах, точнее, в силах вашего духовного патрона подобрать для нее тело девочки, как две капли воды похожей на нее. Ваша Ева умрет с вами, а возродится новая Ева с ее же душой. Вот ее-то и нужно будет потом оправить в Новую Швабию, где будет храниться ваше яичко. Таким образом, ничто не помешает вашим с фройляйн Браун планам… — Сахиб осекся, — извините, мой фюрер, я хотел сказать, вашим намерениям, уйти из этой жизни. Так что, как видите, Высший не бросает вас уж совсем, точнее ваши идеи…
— Почему речь идет только об одной Еве, нельзя ли таким же образом, без всякого яичка возродить и меня где-нибудь поблизости от нее? — остановился Гитлер, повернувшись лицом к Сахибу.
Сахиб отвел от своего визави глаза:
— Нет, мой фюрер, ваша душа уже заложена, ей распорядятся иначе…
Гитлер оперся руками о стол и мрачной тенью навис над тибетцем.
— Что значит иначе? — лающим голосом прокричал он.
— Иначе, значит — только через яичко… — не поднимая глаз и втянув голову в плечи, словно ожидая удара, ответил тибетец.
Услышав эти слова, Гитлер понурился и как-то сразу успокоился. Он оторвал ладони от стола, и тут же его левая рука затряслась, и он перехватил ее правой, чтобы унять эту дрожь.
— И что же для всего этого требуется? — спросил он после некоторого молчания, сев на прежнее место напротив Сахиба.
— Чтобы такое случилось, необходимо сейчас, при жизни фройляйн Браун, провести с ней специальный кармический обряд.
— Хорошо, действуйте, — отрешенно отозвался Гитлер.
— Это не все…
— В чем еще проблема?
— Чтобы все схлопнулось, нам потребуется одновременно проделать то же самое еще с одним человеком. Таким человеком, душа которого потянулась бы к фройляйн Браун и к которому бы взаимно потянулась бы и ее душа.
— Кто этот человек, вам известно?
— Вы его знаете…
— Выражайтесь конкретней!
Сахиб принялся вздыхать и глотать слюни.
— Не уверен, право, могу ли я говорить правду? — наконец, сказал он.
— Да не тяните же!
— Это зять Евы, герр Фогеляйн, муж ее сестры Гретель…
Гитлер посмотрел на тибетца так, словно примеривался, как его покрепче ударить в челюсть. Но вместо этого он, вдруг, набросился на еду, спешно поедая салат и рис с цыплячьим крылышком. Покончив с пищей и отерев рот салфеткой, он вперил ледяной взгляд в собеседника и истерично выкрикнул:
— Сволочь!
Зорко наблюдавший за фюрером тибетец, который так и не притронулся к своим тарелкам, невольно сдвинулся на краешек дивана.
— Сволочь! — повторил еще раз Гитлер, но уже без прежней истерики и тише. — Нет, не вы, Сахиб. Я имею в виду этого выскочку — обергруппенфюрера Германа Фогеляйна. Я так и знал! Неужели их связь так явна, что ее заметили другие?
— Внешне прямых свидетельств нет, однако их часто видят вместе. Впрочем, если хотите ясности, мой фюрер, спросите об этом саму фройляйн Браун или поручите Мюллеру отследить их отношения.