Пока было время, генерал неторопливо кушал, по–другому это назвать было нельзя. Он сидел на моём седле, брошенном у склона оврага, за воротом был сунут платок, салфетки не было, и он спокойно насыщался, тщательно пережёвывая пищу.
Хмыкнув и покачав головой, я замер. Вдали едва слышно зазвучал гул моторов. Быстро взлетев по склону наверх, я достал оптику и стал рассматривать двигающуюся колонну из четырёх грузовиков, которую сопровождали два мотоцикла.
Шли они по другой дороге, километрах в трёх от нас. Вдали был виден лес, именно у него они и встали, высаживая солдат. Видно было плохо, далековато. Хотя бинокль у меня был приличным, двенадцатикратным.
— Кого вы ищете? – пробормотал я. Этот вопрос так и витал в воздухе, и я не мог его не озвучить.
В то, что могут искать нас, я не особо верил, мы удалились от возможной зоны поиска на достаточное расстояние. Если немцы расширили зону на сто километров, то значит, мне в руки попала действительно большая шишка, приближённая к самому Адольфу. Обернувшись, я с сомнением посмотрел на генерала, который, не прерывая трапезу, с интересом следил за мной. Выражение его глаз я так и не смог понять, лицо было невозмутимым, но торжества и радости я там не заметил.
— Наверное, всё‑таки не нас ищут, – ответил я сам себе, возвращаясь к наблюдению.
От деревни, что находилась на холме, отделились пара конников и телега с полицаями, я разглядел и чёрную форму, и обычную красноармейскую с повязками на рукавах, они направились в сторону машин, продолжавших оставаться на месте. Вот только солдат не было, растянувшись цепью, они скрылись в лесу.
Продолжая лежать на склоне, я изредка поглядывал в сторону немцев. За полчаса ничего нового не произошло. Полицаи доехали до машин и находились там. Видел я детишек, что играли на околице, гоняя тряпичный мяч босыми ногами, да собака подралась с козой, но получив рогами, убежала визжа. Вот и всё. Вдруг на грани слышимости как будто хрустнула ветка, потом вроде ещё, я был в этом не уверен. Может, и послышалось, но когда раздался хлопок гранатного разрыва, понял, что нет. В лесу шёл бой.
— Не нас, – с некоторым облегчением вздохнул я, но через сорок минут вынужден был констатировать, что ошибся.
Немцы, собравшись, двинули дальше, конные и телега с частью полицаев тоже скрылись следом за ними, а вот в сторону деревни двое полицаев вели четырёх парней в такой знакомой красноармейской форме. Приглядевшись, я понял, что они были довольно серьёзно избиты, а один так вообще ранен. У него был перевязан грязными тряпками бок, к тому же ему помогал идти товарищ.
— Блин! – вырвалось у меня. Без комментаторов было понятно, искали именно нас. Иначе бы немцы не сбросили этих бойцов на полицаев, значит, они их не интересовали, а искали они кое‑что другое. Вернее, кое–кого.
Скатившись вниз, я обошёл немца и, зарывшись в вещах, откинул чемодан генерала в сторону и достал портфель. Громко цыкнув зубом, генерал посерьёзнел. Убрав стакан–крышку термоса в сторону, он внимательно посмотрел на меня, отслеживая все движения, но не предпринимая никаких действий.
— Кто же ты такой? – пробормотал я и, вернувшись на место наблюдения, поглядывая на идущих по дороге пленных и полицаев, до них было метров шестьсот, без оптики видно, открыл портфель и стал доставать папки, на которых были свастика и тощий нацистский орёл. На листах некоторых папок стояла подпись Гитлера. Её я опознал сразу, видел в своё время.
Через пять минут стало понятно, что изучение для меня было бессмысленным, вот только несколько крупномасштабных карт были интересны, но не для меня, а для Генштаба РККА. На них была полная обстановка с номерами частей на всех участках фронтов. Даже где намечаются удары. Трофеи были жирными. Это было видно. Теперь понятно, почему немцы так переполошились.
— Да кто ты такой? – повторно спросил я, посмотрев на генерала, при этом машинально возвращая папки и карты обратно в портфель. – Командующий всеми войсками Вермахта, что ли?
Немец молчал, похоже, считая ниже своего достоинства общаться со мной, да и как нам разговаривать при полном непонимании друг друга? – Надо было тогда тебя на дороге кокнуть, глядишь, не было бы такой суеты на дорогах, – в сердцах сказал я.
Как бы то ни было, нам оставалось только ждать. Пленные и полицаи давно скрылись, а мы продолжали находиться в овраге, ожидая наступления сумерек. Пока было время, я сложил все вещи так, чтобы их можно было быстро погрузить на лошадей и двинуть дальше.
Ночь упала как‑то незаметно. Ждали мы её, ждали, вдруг раз – и потемнело. Быстро собравшись, я подсадил генерала, сам вскочил на своего Принца, и мы двинули дальше. Нужно было идти в сторону Киева, обойти его правее, пересечь Днепр и двинуть в сторону фронта. Сомневаюсь, что удастся выйти к своим, но пока другого плана у меня не было. Идеальный вариант направиться к Смелову, если он ещё держится. Должна у него быть связь с Большой землёй, но и немцы о нём теперь знают, так что придётся пробиваться сперва через их боевые порядки, потом уже через наши, партизанские. Вот такая засада.
Двигались мы всю ночь, из опасений быть обнаруженным в этот раз я не обошёлся без кляпа, и генерал сидел на лошади недовольно нахохлившись. Его возмущение я проигнорировал, когда вставлял кляп.
Этой ночью мы тоже двигались до самого утра, всего дважды останавливаясь передохнуть и размяться, да и то по полчаса. В этот раз ещё не рассеявшийся сумрак рассвета встретил нас в густом ельнике, по которому мы двигались пешком, генерал шёл метрах в трёх от меня справа, а я вёл лошадей в поводу, старательно уходя в стороны от низких и колючих ветвей ёлок. Или просто отодвигая их рукой.
Когда впереди показался просвет открытого места, я привязал лошадей и генерала к стволам елей и, взяв оружие наизготовку, двинулся вперёд.
Впереди действительно была опушка, но не поля, а поляны в лесу, на которой находился полуразрушенный, явно нежилой хутор. Когда я по–пластунски забрался под небольшую ёлку, то обнаружил, что место там было занято. Там находились останки бойца, рядом с ним лежала тронутая ржавчиной винтовка. Поглядывая вокруг, я осторожно его перевернул и, ощупав карманы, нашёл смертный медальон. Осторожно развернув влажную бумажку, прочитал:
«Курочкин Семён Иванович, красноармеец. В–ч 6798–1. 28.06.1941. Мантуровский РВК, Костромская обл., Мантуровский р–н…»
Писано было химическим карандашом, поэтому часть текста была повреждена, но и того, что было, хватало, чтобы опознать его при необходимости. Заметив краем глаза движение на хуторе, я приложился к прицелу винтовки и озадаченно пробормотал:
— О, а эти что тут делают?
На хуторе находились полицаи. Я бы их, наверное, не засёк, но там как раз произошла смена часовых и наблюдателей. Нахождение на хуторе полицаев было странно. Озадачивала мысль, что им тут делать? Ближайшее селение в десяти километрах. Мелькнула мысль, что они находятся в засаде и занимаются отловом партизан и групп окруженцев, что по весне направились или к фронту или на поиск этих самых партизан, но после