В один из таких мучительных моментов она и услышала, как Айрис окликает ее по имени и просит поднять руку.
К несчастью, мисс Фрой не подозревала, насколько заторможены сейчас все ее чувства. К тому моменту, как просьба достигла ее мозга, доктор, изобразив на лице священный ужас, буквально вытолкал посетителей за дверь. Прошло еще какое-то время, прежде чем в дело включился рассудок, а к тому моменту дверь была закрыта, шторы задернуты, и никто, кроме сестры милосердия, не видел, как мисс Фрой в бесполезной попытке приподняла дрожащие пальцы.
За дверью взволнованный доктор утирал со лба холодный пот.
– Как вы могли? – воскликнул он с искренней страстью. – И зачем я вас вообще впустил? Мне и в голову не приходило, что вам хватит глупости повредить моей бедной больной!
Айрис невольно отпрянула, и доктор воззвал к профессору:
– Вы понимаете, что пациентке необходим абсолютный покой? При таких повреждениях мозга…
– Какой еще может быть покой в поезде? – перебила его Айрис. Поезд как раз ворвался в очередной тоннель, издав такой вой, что уши закладывало.
– Это совсем другое дело, – поспешил объяснить доктор. – Дорожные шумы даже убаюкивают. А любой незнакомый звук, напротив, бьет по нервам. Если бы больная вас услышала, она могла бы очнуться – а я-то положил столько сил, чтобы она не приходила в сознание, как того требует элементарное милосердие!
– Я вас прекрасно понимаю, – успокоил его профессор. – И крайне сожалею о происшедшем. – Когда он обратился к Айрис, в его голосе зазвенел лед: – Полагаю, мисс Карр, вам следует вернуться к себе.
– Пойдемте, пойдемте, – присоединился к нему Хэйр.
Айрис поняла, что сейчас против нее ополчились все. Это внезапно дало ей силы на отпор.
– Как только мы будем в Триесте, я отправлюсь в посольство Великобритании!
Слова прозвучали очень бодро, однако голова у Айрис кружилась, а колени дрожали так, что ей вряд ли светило куда-либо отправиться. И тут Хэйр, вспомнив свое регбийное прошлое, ухватил девушку за плечи и поволок по коридору. Профессор семенил следом.
– Надеюсь, хоть какой-то ужин для нас остался, – заметил он доктору на прощание.
Айрис была настолько поражена, что не возражала против такого с собой обращения. Она не могла понять, почему мисс Фрой ей не ответила. Ее прежняя уверенность пошатнулась; она даже решила, что когда раньше отказалась снять с пациентки повязку, дело было не в трусости, а в разумной осторожности. Впрочем, если пациентка на койке действительно жертва аварии, мисс Фрой все равно находилась в опасности.
Оказавшись в купе, Айрис объявила Хэйру ультиматум:
– Вы за меня или против? Остаетесь со мной в Триесте?
– Нет, – твердо ответил Хэйр. – И вы тоже не остаетесь.
– Ясно. Значит, когда вы говорили, что я вам нравлюсь и все такое, это было не всерьез?
– Весьма всерьез. Особенно все такое.
– В таком случае или вы идете со мной в посольство, или между нами все кончено!
Хэйр растерянно подергал себя за кончик воротника.
– Неужели вы не понимаете – я здесь ваш единственный друг?
– Раз вы друг, докажите это!
– Я бы рад, но не хватает смелости, поскольку наилучшая на данный момент дружеская услуга – треснуть вас по голове, чтобы вы провалялись день-другой и хоть немного за это время пришли в себя.
– Вот даже как! – взорвалась Айрис. – Проваливайте с моих глаз долой, видеть вас не могу!
Отголоски ссоры донеслись до сестер Флад-Портер в соседнем купе.
– Девица определенно решила не терять времени даром, – едко заметила старшая.
Пока молодежь ссорилась, мисс Фрой лежала неподвижно, больше не пытаясь пошевелиться. До нее постепенно дошло, что в купе уже никого нет и ее усилия пропали втуне. Однако ей капельку полегчало, когда Айрис упомянула британского консула, – мисс Фрой расслышала ее восклицание сквозь закрытую дверь. Вскоре она осознала, что и похитители не пропустили его мимо ушей. В купе негромко переговаривались низкие голоса.
– Триест, – произнес шофер доктора (впрочем, вместо шоферской униформы на нем сейчас было платье сестры милосердия). – И что нам делать?
– Не оставаться там ни минуты, – откликнулся доктор. – Будешь гнать всю ночь без перерыва, пока мы не вернемся в безопасное место.
– А с телом теперь как?
Доктор назвал какое-то место.
– Это по дороге, – уточнил он. – Пристань давно заброшена, и там полно угрей.
– Хорошо, им, наверное, жрать нечего. Очень скоро лица уже будет не опознать, даже если тело найдут. Одежду и багаж выбросим там же?
– Болван! По вещам ее и опознают. Повезем с собой, а когда доедем до дома, сразу же сожжешь.
Несмотря на помутненное сознание, разговор задел в душе мисс Фрой какие-то нотки, и она поняла, что речь идет о ней. Она инстинктивно содрогнулась при мысли о черной стоячей воде и илистом дне, усыпанном мусором. Она терпеть не могла грязи!.. К счастью, самый неприятный фрагмент она не разобрала.
Шофер продолжал прикидывать возможные неприятности:
– Что, если они начнут наводить справки в клиниках Триеста?
– Скажем, что пациентка умерла в карете.
– Они захотят увидеть тело.
– Увидят. Когда мы вернемся, с этим не будет никаких проблем. В морге найдется свежий женский труп, которому я нанесу увечья.
– Эх! Скорее бы домой. А тут еще эта девка…
– Вот именно, – согласился доктор. – Не перестаю удивляться, с какой стати эти англичане считают себя вправе всюду совать свой нос! Причем они отнюдь не дураки. Особенно профессор. К счастью, он благороден и поэтому не сомневается, что все вокруг столь же благородны. Он подтвердит любое мое слово.
– И все же лучше было нам оставаться дома, – продолжал ныть шофер.
– Конечно, риск велик, – напомнил ему хозяин, – но и награда впереди немаленькая.
Жужжание мужских голосов, отдававшееся в ушах мисс Фрой под повязкой, подобно шуму вращающегося колеса, наконец стихло. Шофер думал о предстоящей покупке автомастерской, а доктор – о том, что можно будет продать практику и удалиться на покой. Дело, в котором он участвовал, не доставляло ему ни малейшего удовольствия, однако опрометчиво отказываться, когда правящее семейство требует услугу. Как только баронесса тайно послала за ним, он срочно разработал план, как устранить препятствие с сиятельного пути.
Доктор понимал, чем обусловлен выбор баронессы; он и сам не стал бы резать грязную веревку стерильным скальпелем. Увы, его собственная репутация, вследствие ряда несчастных случаев в местной больнице, не отличалась чистотой. Научное любопытство раз за разом одолевало в нем желание спасти больного, и он попал под подозрение в том, что затягивал операции, не считаясь с угрозой для жизни пациентов.