Спустившись в подвал, Элен услышала приятный звон фарфоровой посуды и сквозь матовое стекло кухонной двери увидела огонь в очаге. Миссис Оутс, поджаривая себе ломтик хлеба, пила чай из блюдца.
То была высокая, крепкого телосложения женщина, широкоплечая и мускулистая, с некрасивым лицом и выступающей нижней челюстью. Форму миссис Оутс не носила, только фланелевый фартук в черно-красную клетку поверх простой одежды.
– Ты что, бежала по винтовой лестнице? – спросила она. – Тебе же можно ходить по парадной!
– Знаю, – ответила Элен. – Просто черный ход напоминает мне о бабушкином доме. Детям и слугам нельзя было подниматься по парадной лестнице, чтобы не изнашивался ковер.
– Вот как, – вежливо заметила миссис Оутс.
– Да, и то же самое с вареньем. Его заготавливали очень много, но клубничное и малиновое разрешали есть только старшим. А детям давали варенье из ревеня или из кабачка с имбирем. Мы, взрослые, такие жестокие.
– Почему «мы»? Ты ж была ребенком. Значит – «они».
– Ну да, «они», – исправилась Элен. – Я бы не отказалась от чашечки чая. Составлю вам компанию, раз ваш муж уехал.
– Давай, давай. – Миссис Оутс поднялась и достала из буфета чистую чашку. – Знаешь, в чем секрет вкусного чая? Его нужно заваривать в глиняном чайничке, тогда листья отдают весь вкус и аромат. Я принесу тебе кусочек кекса из гостиной.
– Покупного? Ни в коем случае! Я хочу домашний. Миссис Оутс, вы не представляете, как мне все у вас нравится. Еще час назад я и не надеялась здесь оказаться.
Элен с восхищением огляделась по сторонам. Кухня была просторная, но с неровным щербатым полом и темными углами. Здесь не было блестящей эмалированной посуды, буфета со стеклянными дверцами и холодильника, однако потертый коврик, гнутые плетеные кресла и огонь в очаге придавали кухне приятный, уютный вид.
– Какая необъятная кухня! – заметила Элен. – Сколько же тут работы для вас с мужем!
– Куда там! – с горечью воскликнула кухарка. – Оутс только развозит грязь, а я за ним убираю.
– Здесь хорошо. Но у мисс Уоррен глаза на лоб вылезут, если она увидит, что ставни не закрыты.
Элен посмотрела на окошки под самым потолком, на одном уровне с садом. Сквозь мутное от грязи стекло она разглядела слабое шевеление в темноте: кустарники качались на ветру.
– Подумаешь, стемнело, – обронила миссис Оутс. – Ставни никуда не денутся. Допью чай и закрою.
– А не страшно вам тут одной?
– А кого мне бояться? Этого, что ль? – Миссис Оутс презрительно хмыкнула. – Полно, милочка, я столько на своем веку ленивых мужиков повидала, что уже никого не боюсь. Пусть только попробует со мной пошутить – получит в челюсть.
– А как же маньяк? – напомнила ей Элен.
– Нас он не побеспокоит. Это как в лотерее. Кому-то везет, да не нам.
Эти слова утешили Элен. От сердца сразу отлегло, и она вновь принялась за хрустящий тост. Приятно тикали старинные напольные часы, на коврике мурлыкал рыжий кот.
Ни с того ни с сего Элен вдруг захотелось пощекотать себе нервы.
– А расскажите об этих убийствах! – попросила она.
– Так о них же пишут в газетах, – с удивлением ответила миссис Оутс. – Ты что, читать не умеешь?
– Я слежу за важными новостями, – пояснила Элен. – А криминальную хронику мне читать неинтересно. Только про местные преступления, и то чтобы быть начеку.
– Ну и правильно, – кивнула миссис Оутс и тут же с охотой принялась сплетничать: – Одну девушку убили в городе. Она танцевала в каком-то кабаре, но ее уволили. Кто-то видел ее пьяной в пабе, она оттуда вышла незадолго до закрытия – а когда и остальные вышли, она уж лежала мертвая в канаве. Лицо у нее было черное как уголь.
Элен содрогнулась.
– Второе убийство, кажется, тоже было в городе, – вспоминала миссис Оутс. – Да, убили горничную. Бедняжка. У нее был выходной. Хозяин вышел в сад выгулять собаку и обнаружил девушку на подъездной дорожке. Ее задушили, как и предыдущую. И никто не слышал ни звука, хотя дорожка прямо под окнами гостиной проходит. Очень может быть, что ее застали врасплох.
– Представляю, – кивнула Элен. – Кусты на лужайке так похожи на людей. Вот один куст на нее и набросился.
Миссис Оутс бросила на Элен странный взгляд и начала загибать пальцы:
– Так, на чем я остановилась? Первое, второе… третье! Да, третье убийство произошло в пабе. Все не на шутку испугались, дело-то было уже не в городе, а в глуши, недалеко от нас. Официантка, молоденькая совсем, на минуту заглянула на кухню сполоснуть стаканы. Две минуты спустя ее нашли мертвой – задушенной полотенцем. В баре были люди, но никто не слышал ни звука. Убийца небось пробрался через черный ход и накинулся на нее со спины.
Элен слушала недоверчиво, убеждая себя, что ничего этого на самом деле не было. И все же очень уж истории по настроению совпадали с мрачной темнотой долины: деревья клонились так, словно хотели заглянуть в кухню, и легко было вообразить за окнами скорбные человеческие лица. Внезапно Элен поняла, что ужасов с нее хватит.
– Не рассказывайте больше! – взмолилась она.
Но миссис Оутс уже села на своего конька.
– Последнее убийство, – продолжала она, – было в пяти милях отсюда, если по прямой. Девушка – невинная душа! – примерно твоего возраста. Работала гувернанткой в какой-то большой семье. Но в тот день она была дома, в отпуске, и собиралась на танцы. Пока она натягивала через голову нарядное платье, убийца ее и прикончил – этим самым атласным платьем задушил. А потом и лицо замотал, не видать уж ей больше ни одной живой души. Девчушка как раз в зеркало смотрелась – вот свое отражение и увидала напоследок. Я всегда говорю: эта погоня за красотой до добра не доведет!
Элен попыталась успокоить разыгравшееся воображение и найти в истории слабые места:
– Если б она смотрелась в зеркало, она бы его увидела и успела отскочить. А если она надевала платье через голову, то не могла видеть свое отражение. Да и поднятые руки помешали бы душегубу сдавить ей горло.
И все же Элен ничего не могла с собой поделать: страшная сцена стояла у нее перед глазами. В ее распоряжении было ничтожно мало вещей – вероятно, поэтому она испытывала собственнические чувства к своей комнате, даже если за аренду платил кто-то другой.
Элен мысленно рисовала комнату убитой гувернантки, похожую на ее спальню в «Вершине», – светлую, хорошо обставленную, со множеством дорогих сердцу безделушек родом из детства и юности: хоккейные клюшки и причудливые длиннотелые куклы, школьные фотографии и портрет друга. Пудра, тональный крем… и изувеченное тело на ковре.
– Как же он проник в дом? – спросила Элен, отчаянно пытаясь доказать себе, что это все неправда.
– Очень просто, – ответила миссис Оутс. – Забрался на крыльцо, а оттуда через окно в ее комнату.