– Генри, – продолжал Билл, – я не говорю, что это все были собаки, но получили по рыбе семеро.
Генри перестал есть и через огонь пересчитал глазами собак.
– Их только шесть, – сказал он.
– Я видел, как одна убегала по снегу, – настойчиво заявил Билл. – Их было семь.
Генри соболезнующе посмотрел на него.
– Знаешь, Билл, я буду очень рад, когда это путешествие закончится.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Мне кажется, эта обстановка начинает действовать тебе на нервы и тебе мерещатся несуществующие вещи.
– Я сам подумал об этом, – серьезно заметил Билл, – и поэтому, когда она убежала, я тщательно осмотрел снег и нашел ее следы. Затем я внимательно пересчитал собак: их было только шесть. Следы еще сохранились на снегу. Хочешь, я покажу тебе их?
Генри ничего не ответил и продолжал молча жевать. Окончив есть, он выпил кофе и, обтерев рот тыльной стороной руки, сказал:
– Значит, ты думаешь…
Протяжный, зловещий крик, раздавшийся откуда-то из темноты, прервал его.
Он замолчал, прислушался и, указывая рукой в сторону, откуда донесся вой, закончил:
– Что, это был один из них?
Билл кивнул головой.
– Черт возьми! Я не могу представить себе ничего другого. Ты и сам видел, как взволновались собаки.
Вой и ответный вой прорезали тишину, превращая безмолвие в сумасшедший дом. Звуки слышались со всех сторон, и собаки, в страхе прижимаясь друг к дружке, так близко подошли к огню, что на них начала тлеть шерсть. Билл подбросил дров в костер и закурил трубку.
– А мне все-таки кажется, что ты немного того… сбрендил, – произнес Генри.
– Генри… – Он медленно затянулся, прежде чем продолжать. – Я думаю о том, насколько он счастливее нас с тобой.
Он ткнул большим пальцем в ящик, на котором они сидели.
– Когда мы умрем, – продолжал он, – это будет счастьем, если найдется достаточно камней, чтобы наши трупы не достались собакам.
– Но ведь у нас нет ни друзей, ни денег, ни многого другого, что было у него, – возразил Генри. – Вряд ли кто-нибудь из нас может рассчитывать на пышные похороны.
– Не понимаю я, Генри, что могло заставить вот этого человека, который у себя на родине был лордом или чем-то вроде этого и никогда не нуждался ни в пище, ни в крове, – что могло заставить его сунуться в этот богом забытый край!
– Он мог бы дожить до глубокой старости, если бы остался дома, – согласился Генри.
Билл открыл рот, чтобы заговорить, но передумал и устремил глаза в темноту, теснившую их со всех сторон. В ней нельзя было различить никаких очертаний, и только видна была пара глаз, блестевших, как горящие уголья. Генри кивком головы указал на вторую пару глаз, затем и на третью. Эти сверкавшие глаза кольцами опоясывали стоянку. Временами какая-нибудь пара двигалась и исчезала, но тотчас же появлялась вновь.
Беспокойство у собак все возрастало, и, охваченные страхом, они скучились вдруг около костра, стараясь заползти под ноги людям. В свалке одна из собак упала у самого края огня и жалобно завыла от страха; в воздухе распространился запах опаленной шерсти. Шум и смятение заставили круг сверкающих глаз беспокойно задвигаться и даже отступить, но, как только все успокоилось, кольцо снова сомкнулось.
– Скверное дело, брат, коли нет зарядов.
Билл вытряхнул трубку и стал помогать товарищу устраивать постель из одеял и меховых шкур на еловых ветках, которые он разложил на снегу еще до ужина. Генри проворчал что-то и принялся расшнуровывать мокасины.
– Сколько у тебя осталось патронов? – спросил он.
– Три, – последовал ответ. – Хотел бы я, чтобы их было триста; уж я бы показал им, черт возьми!
Билл сердито погрозил кулаком в сторону сверкающих глаз и начал укреплять свои мокасины перед огнем для просушки.
– Хоть бы мороз этот сдал, что ли, – продолжал Билл, – вот уже две недели, как стоит пятьдесят градусов ниже нуля. Эх, лучше бы не затевать этого путешествия, Генри. Не нравятся мне что-то наши дела. Скорее бы уже все кончилось, чтобы сидеть нам у огня в форте Мак-Гэрри и играть в карты – вот чего я хотел бы!
Генри проворчал что-то и полез под одеяло. Он стал было уже засыпать, когда его разбудил голос товарища.
– Скажи, Генри, тот, другой, который пришел и получил рыбу – почему собаки не бросились на него?.. Вот что меня удивляет!
– С чего это ты так забеспокоился, Билл? – последовал сонный ответ. – Прежде с тобой этого не бывало. Заткнись и дай мне уснуть. Должно быть, у тебя в желудке накопилось много кислот – вот ты и нервничаешь.
Люди спали, тяжело дыша, свернувшись рядом под одним одеялом. Огонь костра угасал, и кольцо сверкающих глаз смыкалось все теснее и теснее. Собаки в страхе ближе прижимались друг к другу, гневно рыча, когда какая-нибудь пара глаз слишком приближалась. Раз Билл проснулся от громкого лая. Он осторожно выполз из-под одеяла, чтобы не потревожить сон товарища, и подбросил дров в костер. Когда огонь разгорелся, кольцо сверкающих глаз несколько расширилось. Взгляд его случайно упал на скучившихся собак. Он протер глаза и посмотрел внимательнее. Затем снова заполз под одеяло.
– Генри, – позвал он, – а Генри!
Генри заворчал спросонок:
– Ну, что там еще?
– Ничего особенного, только их опять семь. Я только что сосчитал.
Генри ответил на это сообщение густым храпом.
Наутро он проснулся первым и разбудил Билла. Было уже шесть часов, но рассвет ожидался не раньше девяти, и Генри в темноте принялся за приготовление завтрака. Билл в это время свертывал одеяла и готовил нарты.
– Скажи, Генри, – вдруг спросил он, – сколько, ты говоришь, у нас было собак?
– Шесть, – ответил Генри.
– Неправда! – торжествующе заявил Билл.
– А что, опять семь?
– Нет, пять. Одной нет.
– Проклятие! – в бешенстве воскликнул Генри и, оставив стряпню, пошел считать собак.
– Ты прав, Билл, Пузырь исчез.
– И наверное, он умчался стрелой, раз уж решился бежать.
– Не думаю. Они просто слопали его. Держу пари, что он здорово визжал, когда они запускали в него зубы… проклятые!
– Он всегда был глупой собакой, – заметил Билл.
– Но не настолько, чтобы покончить таким образом жизнь самоубийством, – возразил Генри. Он окинул пытливым взглядом оставшихся собак, оценивая каждую из них.
– Уверен, что никто из этих не сделал бы такой глупости.
– Этих-то палкой не отогнать от костра, – заметил Билл. – Но я всегда думал, что Пузырь плохо кончит.