Всему помешали гибель Карла и воскрешение Карла. В тот день, когда крестоносцы сражались даже не за жизнь, а за Идею в родосской гавани, Пиччинино очухался от эпилептического припадка только к вечеру. Что-то в нем изменилось, как после процедур доктора Кукулуса, но объяснить что именно кондотьер не брался. Ему донесли: граф, о Пречистая Дева, жив, а Йыргылман-паша, чёрт побери, разрублен графом от темени до седла.

Пиччинино оставалось только действовать. Он с неизъяснимым наслаждением поучаствовал в истреблении турок, а после отвел своих людей в глубь острова. Там они заготовили прорву провизии, а через три недели явились в крепость госпитальеров на переговоры. Пиччинино знал: Карл никогда не отважится переступить через своё благородство и не прикажет казнить безоружного. Кондотьер хотел выторговать за провиант возвращение в Италию и забвение всех «недоразумений».

– Граф Шароле и его люди отбыли домой, – Жермон д’Авье смотрел на Пиччинино неприязненно, но без ненависти. Кондотьер мог быть полезен госпитальерам как человек, владеющий дипломатическим языком и этикетом Порты. А без хорошего дипломата будет невозможно спустить на тормозах эту сумбурную кампанию. Бургундам-то хорошо – погеройствовали и смылись, а родосским рыцарям здесь ещё жить.

– Как это – отбыли? – Пиччинино покосился на трофейные корабли, которые по-прежнему стояли в строительных лесах. – То есть посредством чего отбыли?

Жермон имел вкус к эффектам:

– Природа крестовых походов чудесна, Вы разве не знаете?

– Знаю, – Пиччинино поджал губы. – И всё-таки.

– В день, когда мы изжарили и съели последнего гуся, на Родос пришли корабли Альфонса, герцога Калабрийского. Мы все считали его погибшим, но в действительности на его долю выпало фантастическое везение. Он разграбил половину Пелопонесса и улизнул прежде, чем на юге Греции появился лично Мегмет с остатками армии, которую он вел домой от Белграда. Альфонс привез столько фруктов, овечьего сыра и баранины, что солдаты играли апельсинами в снежки, а из мяса лепили турок и рубили им головы. Бургунды как дети, Вы меня понимаете. Граф Шароле на радостях посулил Альфонсу орден Золотого Руна, а Вас обещал в следующем крестовом походе изловить и публично высечь.

– Вот как? И скоро новый поход?

– Лет через сто, я полагаю.

Пиччинино ухмыльнулся. Жермон понял, что кондотьер готов говорить о делах.

– Бросьте, Джакопо, что Вам до графа, которого Вы никогда больше не увидите? У меня к Вам предложение.

АРЛЬ

1457 г., апрель, 18

В Арль крестовое воинство входило с помпой. У моста через Рону городской магистрат устроил торжественную эксгибицию: Христос промеж двух распятых разбойников; Аристотель в окружении двенадцати Добродетелей, бичующих двенадцать пороков; наконец, кое-что интересное: нимфы и наяды, как они есть, нагие, дивных форм, словно бы случайно вышедшие к мосту и замершие в ослеплении перед красотой жеребцов: паладинов и их жеребцов.

Наутро Карл, вдохновленный общением с нимфами, взял у Жануария первый и последний в своей жизни урок греческого, но тогда ему казалось, что ещё чуть-чуть – и он сможет переложить на французский Септуагинту.

Глава 10. Перонн

1 Новый Фармакон, гл.14

(Граф Жан-Себастьян де Сен-Поль)

Герцогу к лицу иметь необычную и благородную слабость – к книгам, например. Хорошо основать библиотеку, зоологический сад или гимнасий по аттическому образцу, дать справедливый закон. Не многие понимают, что он поступает так с прицелом на будущее. Чтобы тот, кто будет ему наследовать – сын или самозванец – имел возможность случайно сжечь книгохранилище, под горячую руку разогнать педофилический гимнасий, перебить спьяну все диковинное зверье. И чтобы те, кому памятны прежние времена, могли сурово подытожить: «Нынешний герцог совсем не тот ангел, что прежний».

Вот в этом-то и соль. Как бы ни был скуп, беспутен, недалек прежний властитель – кто станет поминать старое, когда перечеркивается мелкое благодеяние или лишается силы одно-единственное попустительство? И когда наследник, эксгумировав отчие останки, везет их через всю страну, чтобы самовольно перезахоронить в нежданно возвысившемся аббатстве, одноногий ветеран, завидев процессию с хоругвями, патетически воскликнет: «Что за наказание Господне! Видно, все прямиком к Судному Дню идет, раз над нами теперь такая сволочь!»

Итак, Иоанн Бесстрашный учредил бургундское фаблио, Филипп Добрый отменил охоту на ведьм, а Карл – Карл назвал Великим Бастардом Бургундским ребенка, рожденного от дочери заурядного мельника.

Это был первый и единственный сын Карла. Он родился при неясных обстоятельствах в 1460 г. от Рождества Христова и был наречен Александром.

В 1467 году умер старый герцог Филипп. Карлу, который и без того уже три года считался наместником надо всеми бургундскими владениями с правом войны и мира, не было от смерти отца никакой выгоды, которой обычно, затаив дыхание, дожидаются у смертного одра богатые наследники. Поэтому скорбь его не была подзвучена ни детской радостью грядущего Дня Непослушания длиной во всю оставшуюся жизнь, ни восторгами по поводу трехстраничного индекса сеньорий, переходящих под его, Карла, номинальный сюзеренитет.

Когда уже было ясно, что дни герцога сочтены, Карл осадил богатый и нудный город во Фландрии, город с колокольным названием Динан. Он не помнил в чём соль, но горожане Динана когда-то сильно досадили его отцу, и подарить ему головы обидчиков прежде, чем герцог примет последнее причастие, Карл считал своим сакральным сыновним долгом.

Граф Шароле успел. Динан сдался в июле и герцог Филипп мог с носилок наблюдать, как его старинные недруги из городского магистрата один за другим ложатся под топор палача. Когда все шестеро стояли на коленях, прислушиваясь к тишине в недрах дубовых колод, Филипп прикрылся рукой от солнца, сощурился и, вместо того чтобы дать палачам «добро», пробормотал: «Чёрт, это, кажется, не те.»

«Не те», которые были, за исключением нового городского казначея, вполне теми, этого слышать не могли. Они терпеливо ждали.

«Простите, отец, – с трудом скрывая раздражение, наклонился к Филиппу граф Шароле, – что Вы хотите этим сказать?»

«Хочу сказать, что эти люди невиновны», – пожал плечами Филипп.

Карл помолчал.

«И что же Вы теперь изволите повелеть, отец?» – наконец осведомился Карл, нервничая.

«Полагаю, перед ними надо извиниться», – мерно покачивая головой, сказал герцог Филипп.

«И как Вы себе это мыслите? Я хочу сказать – извинение дворянина перед бюргерами?» – Карл ничего не мог с собой поделать, он был красен и зол.

«Вот так», – сказал Филипп и сделал попытку подняться на ноги. Он бы неминуемо упал, если бы не Бернар и Луи, подхватившие его сухое и легкое тело под руки.