В эти дни он вообще очень много времени потратил на то, чтобы не злиться.
– Со стороны лондонского Института было здорово предложить для него место, правда? – продолжала Изабель. По ее голосу Саймон слышал, что она изо всех сил пытается не показывать, как отчаянно за него беспокоится.
«Мне сказали, что в лондонском Институте всегда рады видеть Лавлейса», – сообщил ему Джордж, когда услышал о своем распределении.
Институт сдержал слово и после его смерти.
Здесь устроили похороны, и Саймон даже умудрился их выдержать. Было уже множество встреч, больших и маленьких, с друзьями из Академии. Они рассказывали истории, делились воспоминаниями и пытались не думать о том последнем дне, когда Джордж был еще с ними. Джон почти все время плакал.
Было и кое-что еще. Была жизнь Сумеречного охотника, к счастью, не оставлявшая времени для тяжелых раздумий. Саймон учился и экспериментировал со своими новыми возможностями, новой грацией и энергией. Время от времени случались стычки с демонами и сбрендившими вампирами. Были долгие дни с Клэри, заполненные сладостным осознанием того, что Саймон теперь помнит каждую секунду их дружбы, и подготовкой к церемонии парабатаев, до которой оставались считаные дни. Были бесчисленные поединки с Джейсом, обычно заканчивавшиеся тем, что Саймон распластывался ничком, а Джейс возвышался над ним, откровенно гордясь своими великолепными талантами, – потому что… ну это же Джейс. Были вечера в роли няньки с сыном Магнуса и Алека, когда Саймон прижимал ребенка к груди и напевал ему колыбельные. В такие редкие минуты он чувствовал себя почти в совершенном мире и спокойствии.
Была Изабель, любившая его и наполнявшая каждый его день светом счастья.
Было много всего, ради чего стоило жить на этом свете, и Саймон жил, и время шло – а Джордж был мертв.
Он и сам толком не понимал, почему попросил Клэри поставить портал сюда, в Лондон. Он уже столько раз попрощался с Джорджем, но почему-то ни одно прощание не казалось ему последним… не казалось правильным.
– Ладно, я поставлю, – согласилась Клэри. – Но пойду с тобой.
Изабель тоже настояла на том, чтобы отправиться всем вместе, и Саймон был этому рад.
Легкий ветерок гулял по саду Института, шевелил листву и приносил с собой еле слышный аромат орхидей. Саймону пришло в голову, что Джордж, по крайней мере, был бы рад провести вечность в таком месте, где определенно не будет никаких овец.
Он поднялся на ноги, между Клэри и Изабель. Каждая взяла его под руку со своей стороны, и они просто стояли молча, связанные общей грустью. Теперь, когда к Саймону вернулось его прошлое, он помнил и все те дни, когда мог потерять одну из девушек. И так же ярко и живо помнил всех, кого уже потерял – в сражениях, в убийствах, в болезнях. Быть Сумеречным охотником означало быть на короткой ноге со смертью. Теперь Саймон это знал.
Но еще это значило быть человеком.
Однажды он потеряет Клэри и Изабель – или они потеряют его. Рано или поздно это случится. «Какой в этом смысл?» – спросил он тогда Катарину, но теперь он и сам знал ответ. Смысл не в том, чтобы пытаться жить вечно; смысл в том, чтобы вообще жить и делать все, что можешь, чтобы жизнь была правильной и хорошей. Смысл – в тех решениях, которые ты принимаешь, и в людях, которых любишь.
Саймон вздохнул.
– Саймон? – встревожилась Клэри. – В чем дело?
Но он не мог говорить; он не сводил глаз с могильной плиты. Воздух над ней мерцал и переливался, и из прозрачного света постепенно соткались две фигуры. Одна – девушка его возраста с длинными светлыми волосами и синими глазами, одетая в старомодную юбку а-ля герцогиня из бибисишного сериала. Вторая – Джордж, улыбающийся Саймону. Рука девушки лежала на его плече, и жест этот был добрым, теплым и чуть-чуть знакомым.
– Джордж, – прошептал Саймон. Моргнул, и дрожащие силуэты исчезли.
– Саймон, на что это ты уставился? – резким, раздраженным тоном спросила Изабель. Так она говорила только тогда, когда старалась избавиться от страха.
– Ни на что.
А что еще он мог им ответить? Что только что видел призрак Джорджа, поднявшийся из дымки над могилой? Что он видел не только Джорджа – это по крайней мере имело хоть какой-то смысл, – но еще и прекрасную незнакомку в старинном платье? Саймон знал, что Сумеречные охотники могут видеть призраков, когда те сами этого желают, но еще он знал, что если люди по кому-то тоскуют, они могут видеть то, что хотят увидеть, а не то, что есть на самом деле.
Саймон понятия не имел, что и думать. Но точно знал, чего бы ему хотелось.
Ему хотелось бы, чтобы прекрасный дух Сумеречной охотницы, может быть, даже кого-то из Лавлейсов, умершей давным-давно, брал бы Джорджа с собой повсюду, куда бы ни направился сам. Саймону хотелось верить, что душу Джорджа ласково приняли в объятия его далекие предки и что эта часть его не умрет никогда.
«Это вряд ли», – напомнил себе Саймон собственные слова. Джорджа усыновили, он не был Лавлейсом по крови. А для Сумеречных охотников – видимо, даже для мертвых, посещавших лондонские сады, – все всегда сводилось к крови.
– Саймон, – Изабель прижалась губами к его щеке. – Я знаю, как сильно ты… как сильно ты любил своего брата. Я бы очень хотела познакомиться с ним поближе.
Клэри сжала его ладонь.
– И я.
Обе они, вспомнил Саймон, потеряли братьев.
И обеих мало волновали «чистые» родословные. Обе понимали, что семья может быть результатом выбора – результатом любви. Что и произошло с Алеком и Магнусом, принявшими чужого ребенка в свой дом – и в свои сердца. Что произошло и с Лайтвудами, когда они усыновили Джейса, оставшегося сиротой.
И это же произошло с Саймоном, который сам теперь был Сумеречным охотником. Сумеречным охотником, который сумел изменить смысл своего существования, просто сделав новый выбор. Лучший выбор.
Теперь он понимал, почему ощутил потребность сюда прийти – такую сильную, словно его кто-то позвал. Вовсе не для того, чтобы еще раз проститься с Джорджем, а чтобы найти способ удержать частицу его при себе.
– Кажется, я знаю, какое имя хочу взять как Сумеречный охотник, – сказал Саймон.
– Саймон Лавлейс, – тут же откликнулась Клэри, как всегда, угадав его мысли еще до того, как он их озвучит. – Это было бы очень логично.
Губы Изабель изогнулись в улыбке.
– И сексуально, – промурлыкала она.
Саймон рассмеялся и моргнул, прогоняя непрошеную слезу. Но пока она еще заволакивала поле зрения, ему показалось, что Джордж снова улыбается ему сквозь дымку, а потом призрак исчез. Джордж Лавлейс ушел.
А Саймон Лавлейс все еще оставался здесь, и ему предстояли приложить немало усилий, чтобы соответствовать этому имени.
– Я готов, – сказал он Клэри и Изабель – двум чудесам, изменившим его жизнь; двум воительницам, рискующим всем и вся ради своих любимых; двум девушкам, ставшим его героями и его семьей. – Пора домой.