– Я же предупреждал вас, что постараюсь привлечь слуг на свою сторону, посвятив в мои планы. Но это не отрицает того факта, что я тоже люблю персики. – Опираясь локтем о стол, он всадил нож в спелую мякоть и отрезал ломтик. – Хотите попробовать?
В любой другой ситуации она восприняла бы его слова совершенно однозначно, но в его интонации определенно таилось какое-то лукавство, и это пробудило ее осторожность. И любопытство. Любопытство победило.
– Хорошо. – Она протянула руку. – Хочу.
Но он дал ей не целый персик и не в руку, а протянул кусочек к губам.
Эди посмотрела на сочный ломтик, затем на него.
– Я не ребенок, не нужно меня кормить. – И постаралась взять персик из его пальцев, но он не позволил.
– И все-таки мне хотелось бы… Разве это не забавно?
– Нет. Глупо.
– Вам не нравится?
– А почему мне должны нравиться всякие глупости?
Он усмехнулся, но она не поняла почему.
– Сколь многого вы не знаете, Эди, – вздохнул Стюарт, сокрушенно качая головой. – Я бы очень хотел познакомить вас с такой прекрасной стороной жизни, как эротика.
Она не имела никакого желания тратить время на подобные познания, но одна лишь мысль об этом почему-то вызвала сердцебиение, дыхание стало прерывистым.
– Это всего лишь кусочек персика. Не вижу здесь ничего эротичного.
– Есть только один способ это узнать. – Он снова протянул ей сочный ломтик, и на этот раз она открыла рот.
И в следующее мгновение лакомство оказалось у нее между губами – скользкое, влажное и сладкое. Она осторожно прожевала его и проглотила, а он тем временем отрезал еще кусочек, но на этот раз не стал подносить к губам, а, наоборот, держал подальше.
Она потянулась, чтобы взять его с ножа, но он предупредил:
– Осторожно.
Ломтик соскользнул с лезвия, но только она хотела его съесть, как услышала:
– Разве вы не хотите поделиться?
Она замерла, кусочек персика так и остался у нее между губ, когда взгляды их встретились и она поняла, чего он хочет. Тут же ощутив какое-то странное томление внизу живота, ужасно смущаясь, она осторожно поднесла ломтик к его рту.
Стюарт взял его губами из ее рук и тут же отрезал очередной кусочек. На этот раз его пальцы задержались у ее рта чуть дольше, и сердце Эди сначала остановилось, потом пустилось вскачь.
С легкой улыбкой он наблюдал за ней, и она почувствовала необходимость что-то сказать, дабы нарушить тягостное молчание.
– Подобное ощущение я испытала, когда, будучи девочкой, впервые встала на лед на коньках.
Его брови сошлись, придавая лицу то забавное лукавое выражение, которое запомнилось ей по той ночи в Хандфорд-Хаусе.
– А что тут похожего? – удивился Стюарт и протянул ей очередной ломтик персика.
Слизнув его с ножа, Эди ответила:
– Я чувствую себя точно так же.
– Да? И как же вы себя чувствуете?
– Нервничаю. Чувствую волнение. Возбуждение. – Она помолчала, подбирая верное слово. – И счастье.
Было видно, что ее слова обрадовали его: лицо осветила улыбка, и он воскликнул:
– Но ведь это же чудесно!
– А еще, – добавила Эди, протягивая ему кусочек персика, – это рождает во мне такое чувство, будто я падаю и мне больно.
– Я не позволю вам упасть. – Захватив губами кусочек персика вместе с кончиками ее пальцев, он втянул их в рот.
Удовольствие, томительное и сладостное, растекалось по ее жилам, обдавая все тело темной горячей волной. Ощущение было настолько острым, что она вскрикнула в шоке и, отпрянув, вскочила на ноги, опрокинув стул.
Он тут же встал, отложил нож и персик.
– Эди…
– Уже поздно! – остановила его она, отчаянно проклиная игру, которую он затеял, и себя – за любопытство: очень хотелось узнать, что может быть эротичного во фруктах.
– Моя газель снова убегает, – пробормотал со вздохом Стюарт. – Эди, скажите: что случилось?
– Ничего, – солгала она, пытаясь успокоиться, хотя все ее чувства пришли в смятение.
– У вас руки дрожат…
– Да? – Она отвернулась в поисках салфетки. – Господи!
– Я не хотел испугать вас или обидеть.
– Вы не испугали. – Она была в панике, но вовсе не из-за него: никогда не думала, что способна такое почувствовать.
– Прошу прощения, что веду себя как испуганный кролик. Это просто потому… что я не… не привыкла, чтобы ко мне прикасались, а тем более целовали руки. – Но конечно же, она слукавила: дело было не в этом.
– Но ведь я уже прикасался к вам, вчера…
Да, его губы прижимались к ее ладони, как печать. Не глядя на него, она опустила уголок салфетки в чашу с водой и вытерла сок от персика с подбородка и пальцев, будто пытаясь навсегда стереть память о его прикосновениях.
– Это удивило меня, только и всего. Я не ожидала…
Она замолчала, и он спросил:
– Чего? Не ожидали, что это может так возбудить вас?
Эди пребывала в полной растерянности, судорожно сжимая салфетку.
– Нет… но вы наверняка знали, что такое возможно.
– Эди, этому чувству есть название – «желание», и в нем нет ничего плохого.
Так это было желание? Она не стала уточнять, а поспешила попрощаться:
– Извините. Уже поздно. Думаю, мы закончим нашу партию в шахматы в другой раз. Я иду спать.
– Конечно, – согласился Стюарт и потянулся за своей тростью. – Я провожу.
– Нет, пожалуйста, не утруждайте себя.
– В этом нет ничего затруднительного. И потом, ваша спальня не в другом конце дома: наши комнаты рядом. И вы правы: уже поздно, пора в постель.
Они остановились перед закрытой дверью, и он потянулся, чтобы открыть ее, но сделал паузу, положив ладонь на дверную ручку, и прошептал:
– Уже действительно поздно, так что ничего странного, если мальчик-коридорный заснул на своем посту. Посмотрим?
Осторожно приоткрыв дверь, он выглянул, затем повернулся к ней и, кивнув, разочарованно прошептал:
– Так и есть, герцогиня. Такое разгильдяйство среди слуг непозволительно. Уэлсли вышел бы из себя, если бы узнал.
Это его пристрастие пошутить она начала понимать и ценить. Стоило ей разволноваться или смутиться, и он сразу же превращал все в шутку или начинал ее дразнить. Это действовало успокаивающе, она не могла не признать, и сейчас всю ее неловкость как рукой сняло.
– Что ж, не скажем Уэлсли, – шепнула она в ответ. – Бедный мальчишка устал: уже за полночь.