– Через час, Фрэнк, через час – самое меньшее, – поправила я.
А сама подумала: наверняка парень не женат и никогда не стоял нервно в дверях, готовый к выходу, ожидая, пока жена закончит возиться с макияжем.
Столетняя война V
После исчезновения Мистера Веревки, сиречь Тейлора Блэкстона, на берегах Клайд-Ривер наступило короткое затишье. Не нарушаемое пока выстрелами.
Вполне могло быть, что избежавшие объятий «веселой вдовы» мужчины старшего поколения вновь развязали бы вендетту, помаленьку втянув туда и молодежь, подросшую без привычки хвататься за оружие при виде представителя враждебного клана.
Могло, но не сложилось. Хотя пострелять друг в друга Монлезье и Кэппулам пришлось – приближалась Гражданская война.
Нетрудно догадаться, в каких лагерях оказались противоборствующие семейства. Именно на деньги старого Феликса Монлезье формировался «Белый легион Миссисипи», в который вошла самая отчаянная молодежь Иллинойса и Канзаса и которому суждено было стать лучшим конным полком в армии генерала Ли. Командовал полком сын старика, Роже Монлезье, – и полковник Соломон Кэппул (родной племянник генерала Эбрахама Кэппула, столь прославившегося в рейде Шермана) гордился тем, что именно его пушки выкосили картечью «Белый легион», пытавшийся дерзкой атакой переломить ход сражения у Индейской реки… Полковник даже хвастался, будто бы самолично наводил пушку, убившую своим выстрелом Роже-лягушатника.
Впрочем, хвастаться долго ему не пришлось: Монлезье таких обид не прощали. И спустя два месяца скальп полковника Соломона украсил луку седла молодого конфедерата Виктора Монлезье-Ружа, происходившего из луизианских Монлезье. Сам Виктор Монлезье-Руж погиб уже в самом конце войны, при осаде Ричмонда.
В общем, можно сказать, что перипетии Столетней войны очень тесно переплелись с событиями войны Гражданской. Но если в столкновении Северных и Южных штатов победили федераты-северяне, то в схватке Монлезье и Кэппулов победителей не оказалось. Как всегда и бывает, погибли самые отважные, а уцелели те члены обоих кланов, что остались в тылу и занимались поставками в армию северян сапог с отваливающимися через сотню шагов подметками, а в армию конфедератов – мяса «с душком»…
А после Гражданской войны пришло их время. Правила схватки стали иными. Теперь дело решало не умение первым выхватить револьвер – но способность тихо и незаметно скупить акции нужной компании. Столетняя война стала войной экономической.
Нет, выстрелы еще порой звучали, но скорей как исключение. И никаких скидок на старинные обычаи и традиции стрелявшим уже не делалось – шли под суд как обычные уголовные преступники.
Поначалу, в годы Реконструкции, перевес в экономическом соперничестве клонился на сторону Кэппулов. Но Монлезье в очередной раз доказали, что не привыкли теряться в изменившейся обстановке, – и постепенно положение выровнялось.
Как и в самые кровавые времена вендетты, ни один «выстрел» в этой войне не оставался без ответа. Когда Кэппулы выбили концессию на постройку железной дороги, проходящей через Ост-Кемпен и грозившей нанести изрядный ущерб речному бизнесу Монлезье, – французы отплатили тем, что втрое подняли цену на сплавляемый по Клайду лес. И шпалы Кэппулам пришлось возить за тридевять земель, в результате стройка оказалась вовсе не такой доходной, как предполагалось… Когда Монлезье вторглись в традиционную сферу Кэппулов и возвели на своих землях огромный маслозавод, работающий на новой для Иллинойса культуре – рапсе, для заводиков правобережья, давивших традиционный подсолнечник, наступили черные дни. Но Кэппулы ответили тем, что протащили в конгрессе Иллинойса законопроект о переводе штата на газовое освещение (взяв подряд на его реализацию). В результате Монлезье несколько лет имели трудности со сбытом дешевого рапсового масла – и завод окупился гораздо позже, чем планировалось…
И, конечно же, главным полем битвы стала Чикагская биржа. Если Кэппулы были заядлые «быки», то Монлезье, разумеется, не оставалось ничего иного, как стать «медведями». Ах, какие изящнейшие корнеры и рискованнейшие демпинги в исполнении соперничающих кланов хранят летописи Чикагской биржи! Люди, способные видеть романтику в бесстрастных колонках цифр, наверняка восхитятся этими финансовыми дуэлями не меньше, чем любители крови и выстрелов – подвигами Роже Монлезье-Гоша, в одиночку выходившего против полудюжины Кэппулов…
Однако к началу нового, двадцатого века стала намечаться тенденция, которая сильнее и сильнее тревожила ревнителей традиций, засевших в Ост-Кемпене и Вест-Кемпье. Смерть полковника Илайи Кэппула и даже кровавые схватки Гражданской войны все более становились историей для молодых членов кланов, расселившихся по всем штатам, – историей зыбкой и нереальной. Законы же коммерции были вполне конкретными и очевидными. Они, эти законы, гласили: в бизнесе нет друзей и нет врагов – есть Господин Доллар и Госпожа Прибыль.
Все чаще до непреклонных стариков доходили вести: то там, то тут Кэппулы (вернее, носители клановой «К») затевают совместные финансовые проекты с Монлезье-Имярек. Хуже того, даже возглавлявший клан семьи Эбрахам Кэппул не устоял – вложил деньги в техасскую нефть совместно с луизианским Монлезье-Рошфором…
Старики негодовали, но век их кончался.
Как ни странно, ярой поборницей примирения с Монлезье выступила Ревекка Кэппул (в девичестве – тоже Кэппул), внучка небезызвестного генерала, собиравшего в Джорджии коллекцию бриллиантов… Хотя Ревекке как раз довелось пострадать от одного из последних выстрелов Столетней войны: в 1903 году в Европе, в Ницце, был убит ее младший, горячо любимый брат Джеремия – студент Геттингенского университета. Убил его на дуэли молодой офицер Жан-Мари Монлезье-Сюрмер, советник американской военной миссии во Франции.
Впрочем, вполне возможно, что два молодых человека дрались вовсе не за фамильную честь. Не исключено, что обоим просто вскружила головы одна и та же красотка, а старые счеты послужили лишь катализатором в конфликте…
Как бы то ни было, поединок состоялся, и молодые люди доказали, что отнюдь не растеряли фамильных навыков в обращении с оружием. Попали оба. С простреленным левым плечом Жан-Мари всадил-таки молодому Кэппулу пулю прямо в сердце…
Безутешная Ревекка возненавидела не Монлезье, но саму идиотскую, от предков доставшуюся вражду. Дочерей у нее не было, с невестками миссис Кэппул не слишком ладила – и, умирая, завещала колье Кэппулов той из девушек их семьи, которая первой выйдет замуж за представителя рода Монлезье. Попытки сыновей и невесток оспорить завещание не удались: адвокаты Ревекки знали свое дело…
Стимул оказался велик. Но в течение двенадцати лет после смерти Ревекки соискательниц наследства не находилось. Совместная коммерция – одно, но так вот сразу взять да и породниться… Хотя порой молодые дальние родственники Монлезье – не преуспевшие на традиционном коммерческом поприще – пытались. Сватались – не столько к племянницам покойной миссис Кэппул, сколько к ее знаменитым бриллиантам. Но получали от ворот поворот.
Двадцативосьмилетний Анри Монлезье-Руж (прямой потомок лихого кавалериста-конфедерата, оскальпировавшего полковника С. Кэппула) свататься к наследницам давних врагов не пробовал. Он жил на отшибе и не интересовался семейными новостями.