Мальчик слушал с обострившимся интересом и разглядывал богатое одеяние Амлена, позолоченный ремень и перстни на его пальцах, мантию из меха серебристо-дымчатой белки.
– Можно мне стать вашим рыцарем? – спросил он.
– Твое будущее зависит от твоего отца, – сказал Амлен. – Я знаю, что он уготовит тебе почетное, важное место в жизни. Быть внебрачным ребенком знатного человека – это привилегия, а не постыдный факт.
Тем не менее, глянув на портрет отца на гробнице, Амлен непроизвольно сжал кулаки. При жизни родителя он далеко не всегда чувствовал себя в привилегированном положении. Бывали моменты, когда ему хотелось убить Генриха за то, что тот, хоть и младше, все равно законный наследник. А в иные минуты он ощущал себя и вовсе последним человеком, чуть более значимым, чем бездомный пес. Даже сейчас при встрече с братьями он остро осознавал разницу между собой и ними. И Джеффри придется научиться жить с этим сознанием. Стыд тоже был, что бы он ни внушал сейчас племяннику. Внебрачный ребенок рожден не во имя высших целей и не ради продолжения династии. Он грешный плод блуда и похоти, даже если порой это называется любовью.
– У вас есть незаконные дети?
Амлен покачал головой:
– Нет. – В его жизни были женщины, и обета целомудрия он никогда не давал, но Амлен всегда проявлял в таких делах предусмотрительность, которая до сих пор оправдывала себя. – Но если бы были, то я признал бы их своими и растил бы их так же, как растил меня мой отец.
Заслышав за спиной шаги, Амлен обернулся. К ним подошла графиня де Варенн в сопровождении служанки. Очевидно, она молилась в церкви и на пути к выходу остановилась, чтобы поздороваться с ним. Ее лицо было таким бледным, что на фоне темной мантии и белого вимпла казалось обескровленным; и всем видом своим графиня походила на монахиню.
– Миледи, – поклонился Амлен.
Ее приветственная улыбка была сдержанной, но искренней.
– Милорд виконт, – поздоровалась она с Амленом и не забыла кивнуть Джеффри. – Вижу, что нас с вами привело сюда одно и то же – желание помолиться о душах дорогих нам людей.
– Это так, миледи, – вежливо ответил Амлен. – Может, вы позволите сопроводить вас обратно во дворец?
Она согласно склонила голову:
– Буду рада вашему обществу.
Холодный день уже клонился к вечеру, кода они вышли из собора и направились к донжону.
– Я слышала то, что вы говорили племяннику, – призналась графиня де Варенн. – Это были добрые и мудрые слова.
Амлен пожал плечами:
– Я хорошо понимаю его положение, потому что сам через это прошел. Жизнь незаконного королевского отпрыска имеет и свои преимущества, и свои тяготы. Джеффри придется нелегко, но паренек он смелый. И раз я могу поделиться с ним собственным опытом, то почему бы не подбодрить мальчика?
Некоторое время они шагали молча, и потом Амлен со всем возможным тактом осведомился у своей спутницы, как она себя чувствует.
– Хорошо, милорд, – ответила она с достоинством. – Приближается праздник Рождества Христова, и я готова возрадоваться вместе со всеми.
Амлен позволил себе скупую улыбку.
– Отец рассказывал мне, как однажды в Рождество был в соборе. Заметив у двери служителя, позвал его и спросил, нет ли новостей. Служитель воскликнул: «Сир, новость есть, и какая!» Отец потребовал тут же все рассказать и получил такой ответ: «Сегодня родился наш Спаситель, Иисус Христос!» – Амлен усмехнулся. – Отец устыдился своего поведения, а священнослужителя вознаградил за тонкий урок и сделал его своим капелланом.
– Прекрасная история, – согласилась Изабелла. – Она напоминает нам об истинном значении Рождества.
У дверей донжона она распрощалась с Амленом – присела в реверансе и поблагодарила за эскорт. Амлен задержался, глядя ей вслед, и обратил внимание, что она подоткнула за край вимпла веточку остролиста с красными ягодами. Эта деталь заставила его улыбнуться. Графиня – милая, воспитанная женщина, очень скромная, но ни в коем случае не серая мышка. Мысль о том, что она станет женой его брата, была неприятна, как мысль о том, что дорогим мечом будут соскребать грязь с обуви. Но такова жизнь, и такова воля Генриха. Амлен знал, что ему остается только одно – быть прагматичным и отстраненным.
* * *
Три месяца спустя свежим мартовским утром Генрих приветствовал Алиенору крепким поцелуем в губы. Она вернулась в Ле-Ман после поездки в Англию, где от имени супруга занималась государственными делами. Эта недолгая разлука сгладила разногласия между ними, но не успела отдалить их друг от друга. Генрих оценивающе глянул на талию жены.
– Либо ты отлично трапезничала в Англии, – сказал он, – либо у тебя есть для меня хорошее известие, любовь моя.
– Да, в Рождество ты подарил мне еще один подарок, – усмехнулась она. – Жди ответного презента осенью.
Генрих тут же исполнился мужской гордости и самодовольства.
– Ха, что-то пока не слышно о том, что новая супруга Людовика собирается преподнести ему подобный подарок. Все-таки для такого дела нужен мужчина. – Он поцеловал Алиенору в щеку. – Я должен идти, но вернусь к тебе позднее, отобедаем вместе. – И в тот же миг исчез в свойственной ему манере.
Алиенора в отчаянии всплеснула руками, но потом невольно улыбнулась.
* * *
Несколькими часами позднее она вместе с Генрихом сидела в своих покоях за длинным столом. Восковые свечи лучили теплый желтый свет, в очаге уютно потрескивали дрова. Алиенора нарядилась в платье из шелковой парчи, в которой цвета переливались один в другой, словно красные и золотые языки пламени. В уединенности личных покоев она убрала волосы в простую косу, переплетенную золотистыми лентами. Королева знала, что в мягком полумраке выглядит притягательно, а новая жизнь, растущая в ее чреве, придавала ей могущества.
Генрих оглядел мягкий овал ее живота.
– Возлагаю надежды, что Господь благословит нас еще одной девочкой, – сказал он.
– Обычно мужчины желают сыновей, – заметила Алиенора.
Генриха позабавили ее слова.
– Только те, которые не могут породить их. С Людовиком случился бы удар, если бы он услышал, что я хочу дочь. Когда сыновья разбавлены дочерьми, это отнюдь не повод для насмешек. Разумный отец может устроить через их замужество очень полезные союзы. – Он улыбнулся и откинулся на спинку кресла. – Думаю, если мои надежды сбудутся, то девочку мы назовем Алиенорой в честь ее несравненной матери.
– Да, так и сделаем, – поддержала она его шутливый тон.
Они вели себя как ловкие партнеры в танце или как осторожные противники в поединке на мечах.
Неожиданно Генрих приподнял скатерть и заглянул под стол.
– Дитя, что ты там делаешь? – спросил он у маленькой Матильды, которая возилась у его ног.