Из арочного проема к ней выбежала легким шагом ее сестра Петронилла и с радостным криком обняла ее. Сестра была юной и беззаботной, ее карие глаза искрились счастьем, а за плечами развевались густые волосы. Затем Алиенора увидела, что к ним идет отец со спокойной улыбкой на лице, а рядом с ним шагает темноволосый мальчик в красной котте. Ее брат Эгре. Потом она поняла, что в саду есть и другие люди, и все они оборачиваются, приветствуя ее. Среди них был мужчина с темными волосами и карими глазами с ребенком на руках – этого человека она видела в последний раз на его смертном ложе, еще когда была замужем за Людовиком. Ее кто-то потянул за платье, она наклонила голову… и встретилась взглядом с голубоглазым мальчиком с шапкой темно-золотых кудрей и игрушечным мечом в руках. «Мама», – позвал он. У нее подогнулись колени, и счастье озарило всю ее сущность, словно молния, и все исчезло в белом сиянии.
Когда Алиенора очнулась в следующий раз, вокруг нее тревожно переговаривались. Ее называли по имени, трясли, просили проснуться. Она не хотела просыпаться. Алиенора хотела вернуться в тот сад, только он исчез. Он был видением, мелькнувшим как вспышка света, оставив после себя мутный ночной мрак родильных покоев и рвущую боль в истерзанном, измученном теле.
– Оставьте меня, – едва слышно прохрипела она. – Дайте мне вернуться в сад.
В горле у нее пересохло, и ее приподняли, чтобы влить в рот несколько капель питья.
– Тут нет сада, госпожа, – мягко сказала повитуха и подняла покрывала, чтобы убедиться, что у Алиеноры не возобновилось кровотечение. – Вы в своих покоях во дворце Бомонт, в тепле и безопасности. А сад спит в глубоком снегу.
– Есть сад, – упорствовала Алиенора. Несмотря на горечь настойки, она все еще чувствовала сладкий вкус вишен на языке. – Я видела его.
– Он вам приснился, госпожа.
Алиенора отвернулась и закрыла глаза, но видение никак не возвращалось, и ей стало одиноко.
Она слышала, как женщины тихо переговариваются, но недостаточно тихо.
– Это должно быть в последний раз, – сказала старшая повитуха. – Она не сможет выдержать еще одни роды, они убьют ее, это точно. Если только переживет эти, бедняжка…
Веки Алиеноры дрогнули. Вот кем она стала – «бедняжкой»! Тогда и в самом деле лучше бы умереть. Королева нашла в себе силы подать голос:
– Не сметь! Не потерплю жалости.
Женщины, испугавшись, сразу же смолкли.
– Простите, госпожа, – произнесла повитуха. – Мне нельзя было говорить так при вас.
– Ни при мне, ни без меня. Я королева, помните это, и герцогиня Аквитании и Нормандии, и графиня Анжу.
– Да, госпожа.
Если это вообще что-то значит. Ее новорожденный сын снова захныкал, и Алиенора закрыла глаза.
* * *
Воцерковление Алиеноры состоялось на Сретение, в начале февраля, почти через сорок дней после родов. Этот праздник отмечался в честь очищения Девы Марии, и такое совпадение считалось благоприятным знаком. Алиенора еще не оправилась полностью – у нее случались кровотечения, хотя и без угрозы для жизни, и она быстро утомлялась. Приходилось вести себя с осторожностью, подобно старухе, и беречь оставшиеся силы.
На церемонию воцерковления приехала Изабелла. Родив второго ребенка в конце ноября, она быстро окрепла и пустилась в путь из Льюиса в замок Акр. Чтобы навестить Алиенору, специально сделала большой крюк.
– Я так беспокоюсь за ваше здоровье, – сказала Изабелла, когда они остались вдвоем после ритуального пира.
Алиенора откинулась на кровати, под ноги ей подложили вышитую подушку. Маленький сын Изабеллы заснул в своей люльке, и она забрала у кормилицы Иоанна. Он был капризным малышом, однако на руках у Изабеллы сразу успокоился.
– Мне уже гораздо лучше, – ответила Алиенора, – но выздоровление идет очень медленно. Повитухи говорят, что мне больше нельзя рожать. Что я умру, если пройду через это еще хоть раз.
Изабелла встревоженно охнула.
Алиенора устало улыбнулась:
– Не бойся, я прислушаюсь к их совету. У нас четверо сыновей и три дочери, остановимся на этом. Во время родов я поклялась, что не позволю супругу погубить меня таким образом – или любым другим. – Заметив, как ужаснули ее слова Изабеллу, она лишь повела бровью. – Рождение ребенка – это такое же поле брани, как и те, куда так стремятся наши мужчины каждое лето. И брак тоже, кстати.
Изабелла погладила Иоанна по щечке.
– Но еще брак – это счастье, – тихо проговорила она. – И иногда в браке случаются чудеса.
Алиенора подавила желание назвать ее дурой. Изабелла была довольна выпавшей ей судьбой, души не чаяла в своих детях и этом своем муже. Она ведь хотела, чтобы у Изабеллы все сложилось хорошо, и так и вышло. Если ее доля – это кубок с ядом, то пить из него должна она одна и не заставлять Изабеллу пригубить смертельного зелья.
– Да, – согласилась она. – Иногда случаются.
* * *
Неделю спустя зимнее ненастье сменилось мягкой погодой – голубое небо и слабое еще солнце предвещали весну. Окрепшая наконец настолько, чтобы удержаться в седле, Алиенора решилась совершить верховую прогулку в Вудсток, до которого было четыре мили. Они поехали вместе с Изабеллой и тремя старшими детьми, а младшие остались с няньками.
Ричард с радостью вырвался за пределы дворца, неутомимо погонял своего пони, размахивал деревянным копьем и скакал наравне с рыцарями из эскорта Алиеноры, словно был одним из них. Она следила за ним с гордостью и удивлением. В нем мать отчетливо видела бесстрашного воина и будущего властного правителя Пуату и Аквитании. Пока в характере сына брал верх порывистый ребенок, но время это изменит. За Ричардом скакал Жоффруа, изо всех сил стараясь не отставать, но каждый раз, когда он оказывался рядом со старшим братом, тот вырывался вперед.
– Хорошо, что у них будут разные сферы влияния, – поделилась она с Изабеллой своими мыслями. – Они как молодые орлята, каждый хочет быть главным в гнезде. Жоффруа получит Бретань, Ричард – Аквитанию, а Гарри – Англию и Нормандию. И все равно будут смотреть на то, что есть у других, и чувствовать себя обделенными.
– А Иоанн? – спросила Изабелла. – Что достанется ему?
Алиенора взмахнула рукой:
– Может быть, Церковь, или Ирландия, или наследница с землями и влиянием. Сейчас это не так важно, главное, что Иоанн – это еще один сын, который закрепит наследство рода. Так будет относиться к нему Генрих.
Иоанн, их последний сын. По общему мнению, ей больше нельзя рожать, да и сама она не стремится вновь пройти через эту муку. И тем не менее Алиеноре было горько, ведь она прощалась с важной частью своего женского начала и переставала быть сосудом, производящим наследников престола. Никакая любовница, сколь бы восхитительной она ни была, на это не способна. Теперь Алиенора потеряет свое преимущество и престиж. Нет больше того, что делало ей недосягаемой для соперниц.