– Понимаю, – произнес Гарри, пряча глаза.
– Ты встречался с ней? Хорошо ее знаешь? – Алиеноре отвратительна была мысль о том, что любовница Генриха водит дружбу с ее сыновьями.
Гарри развел руками, признавая этот факт.
– Она с ним не спорит. Политика ее не интересует, и с ней он может говорить о простых вещах.
Алиенора скривила губы:
– Со мной он тоже мог бы поговорить о чем-нибудь простом, если бы захотел.
– Но ты же как грозная орлица, мама: ты можешь улететь, унося в когтях то, что принадлежит отцу, или выцарапать ему глаза. Розамунда же – котенок. Если она и поцарапает его, то это будет случайность, и отец в любой момент способен раздавить ее голой рукой, но он этого не хочет. Зато хочет играть с ней, хочет повесить ей на шею колокольчик.
Алиенору едва не стошнило.
– Понятно.
Гарри ковырял носком сапога в соломе, настеленной на полу.
– Ему нужны вы обе, мама.
Она раздраженно фыркнула. Как будто весь мир вертится вокруг желаний мужчин, и даже ее сыновья такие же.
– А вот нужен ли он мне – это еще вопрос, – сказала она. – К тому же твой отец боится меня: слишком уж хорошо я знаю его.
* * *
Две недели спустя в Кан прибыла Маргарита вместе со своей младшей сестрой Аделью. Алиенора не видела ее восемь лет – со времени их с Гарри фарсовой свадьбы. Пухлый младенец превратился в упитанную девочку, коренастую и ширококостную, совсем непохожую на своего отца – тот был высоким и стройным. К тому же ее лицо оказалось рыхловатым, с подростковыми прыщами. Однако темные волосы, вьющиеся и блестящие, привлекали больше внимания, и карие глаза были тоже очень красивы. Ее сестра Адель, светловолосая, как отец, напоминала маленькую сероглазую мышку. Алиенора готова была невзлюбить сестер, но что-то повернулось в ее душе. К худу ли, к добру ли, но Маргарита теперь ее невестка, и даже если сейчас девочку не коронуют, в какой-то момент это все равно произойдет. Скоро она сама сможет рожать детей. И главное: Алиенора должна включить ее в круг своего влияния, нравится ей Маргарита или нет.
На Гарри французские принцессы не произвели впечатления. Вел он себя с ними вежливо, но интереса не проявлял. Свой брак с Маргаритой юноша рассматривал как малоприятную необходимость. Его жена не старалась представить себя в выгодном свете, считая подобные потуги легкомыслием, ее мнения отличались твердостью и взвешенностью. Для яркой, быстрой натуры Гарри Маргарита была столь же привлекательна, как горшок холодной каши для гурмана.
Алиенора взялась готовить Маргариту к ее новой жизни. Француженка привезла с собой сундук скромных платьев, но никаких украшений, соответствующих ее высокому положению. Алиенора усадила за работу швею, чтобы снабдить невестку нарядами. Той шли теплые тона – красные, желтые, зеленые, однако, облаченная в свои новые одеяния, Маргарита напоминала рабочую лошадь в упряжи иноходца.
Достоинства у Маргариты также имелись. Она оказалась упорной и настойчивой. Хотя верхом быстро ездить боялась, на спокойной лошади она без жалоб преодолевала многие мили. Ее отличали выносливость и стойкость, девушка умела доводить начатое до конца. Такие качества жены окажут непоседе Гарри большое подспорье – конечно, если он вспомнит, что женат.
Алиенора отправила их на соколиную охоту, и это оказалось удачным решением, потому что Маргарите нравились поиски и погоня, а Гарри получил возможность похвастаться новым белым кречетом и своим умением обращаться с птицей. Юная жена высоко оценила его мастерство, и день прошел к взаимному удовлетворению супругов. Вечером за столом Маргарита вела себя оживленнее, чем обычно, и Гарри, привлеченный ее бойкостью, невольно уделял ей больше внимания.
Королева следила за ними оценивающим взглядом. Этого брака она никогда не желала, но поскольку он заключен, будет лучше, если молодые супруги сумеют исполнить данные им роли и найдут общий язык. В какой-то момент придется открыть Маргарите, что она не поплывет через Узкое море вместе с Гарри и ее не сделают королевой… но с этим еще можно подождать.
* * *
Когда Алиенора читала в своих покоях письма, полученные из Пуату, аудиенции попросил Уильям Маршал.
Он вошел и преклонил колено у ее ног. Уильям только что вернулся из дозора и был все еще одет в кольчугу, хотя меч оставил за дверью.
– Госпожа, – начал он, – мы осматривали дороги, как вы приказали, и встретили епископа Вустерского со слугами. Вы говорили, что хотите побеседовать с любым английским священником, который может попасться нам на глаза, и потому я со всей любезностью пригласил епископа поехать с нами.
Алиенора довольно улыбнулась:
– Ты все сделал хорошо, Уильям. Приведи его ко мне, но обращайся с ним как с дорогим гостем. И заодно вели принести нам угощение. Я хочу, чтобы ты остался с нами и слушал внимательно, только сначала сними кольчугу. Не будем запугивать доброго епископа.
– Госпожа. – Глаза Уильяма блеснули пониманием.
Вскоре он вернулся, одетый в вышитую парадную котту, почтительно сопровождая Роджера, епископа Вустерского. Прелат приходился Генриху кузеном и был на пятнадцать лет старше короля. Красивый, учтивый мужчина с темными волосами, седеющими на висках, и коротко подстриженной бородой, он много лет дружил с Томасом Бекетом, который и поднял его до епископства семью годами ранее. А поскольку с Генрихом его связывали родственные узы, Роджер имел хорошие позиции в обоих лагерях.
Роджер Вустерский нравился Алиеноре даже несмотря на то, что он вез от Бекета письма об отлучении от Церкви, которые помешают коронации Гарри, если достигнут берегов Англии. Епископ был благочестив, но не слишком суров. Например, любой другой епископ, и в первую очередь Джилберт Фолиот, вошел бы в ее покои разъяренный из-за того, что его задержали в пути. А вот Роджер знал правила этой игры и потому вел себя так, будто и вправду был долгожданным гостем.
Алиенора поздоровалась с ним, поцеловав его перстень, а он поклонился ей и улыбнулся.
– Как я рада снова увидеть вас! – произнесла королева. – Сколько же времени прошло с нашей последней встречи!
– И мне недоставало вашего общества, госпожа, как и общества короля, – любезно ответил епископ.
Слуги внесли кувшин из горного хрусталя, наполненный лучшим гасконским вином, и подносы со сладкими пирожками, сырным пирогом, жареной курицей и лососем, запеченным с имбирем и смородиной. Они расставили кушанья на столе, покрытом белой льняной тканью, и приготовили блюда из серебра и дорогие стеклянные чаши.
– Прошу, садитесь, – сказала Алиенора, – отобедайте с нами. Я бы хотела спросить у вас совета, а вам, уверена, нужно подкрепиться после долгой дороги.
Епископ осмотрел многочисленные блюда. От румяных куриных ножек поднимались тонкие завитки пара.
– Вы так добры, госпожа. Дорога всегда обостряет аппетит, и прошло уже немало времени с тех пор, как мы с моими спутниками трапезничали.