В 1772 году для усмирения казаков Екатерина послала генерала Фреймана. Мятеж был усмирен, виновные строго наказаны. Новая комиссия вынесла решение настолько лютое, что кровь, как говорится «в жилах стынет»: 44-х четвертовать, 47 человек – повесить, 30 отрубить головы, 20 человек – наказать плетьми. Военная коллегия смягчила указ, всем сохранила жизнь, присудив кнут, вырезание ноздрей и ссылку в Сибирь вместе с семьями.
Однако через два года восстание вспыхнуло с новой силой и приняло невиданные доселе размеры. К казакам примкнули крестьяне, местное население – калмыки, башкиры, татары, а также рабочие уральских заводов. Они снабжали восставших оружием и боеприпасами.
Глава восставших объявил себя чудом спасшимся императором Петром III. Н.И. Павленко пишет, что за десять лет правления Екатерины с 1764 по 1773 самозванцев, назвавших себя Петром III, было семь человек (А. Асланбеков, И. Евдокимов, Н. Крестов, П. Чернышев, Г. Рябов, Ф. Богомолов, Г. Кремнев), «но только восьмому из них удалось возглавить крестьянское восстание». В изложении Павленко восстания Пугачева чувствует великолепное знание материала и чисто советское уважение к личности народного героя. Что говорить, даже Пушкин, собирая материалы о Пугачеве и дивясь жестокости и лютости его армии, да и его самого, не мог не отдать должное значимости фигуры. Яркая была личность, что и говорить.
Пугачев объявил себя императором Петром III 17 сентября 1773 года. Был прочитан специальный манифест. И ему поверили. Петр III был в глазах народа царем-мучеником, несправедливо свергнутым с престола. Указы царя были популярны в народе. Петр взял монастырских крестьян в казну, Петр разрешил старообрядцам молиться по старым книгам, поэтому в глазах народа он был русский «надежа-царь», в отличие от немки Екатерины II. Пугачеву (Петру III) сочинили легенду, как бежал он из-под стражи, как жил, скрываясь от жены-императрицы в Киеве, в Константинополе, а потом на Дону. Собирая людей под свои знамена, Пугачев издал манифест, обещая войску казачьему земли, угодья, твердое жалованье. «Бог за мою прямую к нему старую веру вручает мне царство по-прежнему, и я намерен восстановить вашу вольность и дать вам благоденствие». Были, конечно, трезвые головы, которые знали, что Пугачев никакой не царь, а казак из Зимовейской станицы, но они считали – не возьмем Москву, так на Яике создадим себе казачье царство.
И пошло гулять по необозримой степи казачье войско. Пугачев занимал одну крепость за другой, офицеров вешал, гарнизон, как правило, переходил на его сторону. С дворянскими семьями повстанцы расправлялись с полной жестокостью, усадьбы грабили и сжигали. Оренбург, имеющий трехтысячный гарнизон и семьдесят орудий, был взят армией Пугачева в осадное кольцо, осада продолжалась шесть месяцев.
«Для учинения сильного поиска над злодеем наскоро» был послан из Петербурга генерал-майор Кар. В столице еще не восприняли Пугачева всерьез, поэтому войско Кара было малочисленно. Не будем забывать, что война с Турцией была в полном разгаре. Кар вез манифест Екатерины, в котором сообщалось, что Пугачев никакой не император, а беглый казак, который собрал вокруг себя всякий сброд. Людей призывали «отложиться» от мнимого императора и стращали ужасными карами, если они этого не сделают. Манифест был отпечатан в количестве 200 экземпляров. Его можно было распространять только на территории, где уже орудуют отряды повстанцев. Главное, чтоб не проведали в Европе, и в Турции в частности, о непорядках в России. Для Екатерины было главным сохранить престиж Росси и свой собственный.
Но повстанцы не желали «отложиться» от Пугачева. Он обещал и вольность, и сытую жизнь, а Екатерина только плети и каторгу. Под Оренбургом уже стояла армия Пугачева в 24 тысячи человек, вооруженных пушками.
Потерпев полное поражение от восставших, вдобавок заболев, Кар самовольно бросил армию и поехал в столицу объясняться с Военной коллегией. Кару не дали доехать до Петербурге, он получил отставку уже в дороге.
На борьбу с восставшими был послан генерал-аншеф Бибиков, бывший председатель Комиссии по составлению проекта «Уложения», человек очень толковый и деятельный. Вместе с Бибиковым были отправлены регулярные войска, стоящие на русско-шведской границе. Бибиков быстро понял сущность проблемы: страшен не Пугачев, страшно общее недовольство. Бибиков приехал в Казань и двинул оттуда отряды в наиболее опасные места: Голицына – на помощь осажденному Оренбургу, Михельсона – в Уфу, Мансурова – в Яицкий городок (Уральск). Оренбург повстанцы так и не взяли. Потом последовала осада Уфы, но город тоже устоял.
В начале 1774 года главные очаги восстания были подавлены, и Бибиков писал главнокомандующему в Москве князю Волконскому: «Теперь я могу почти ваше сиятельство с окончанием всех беспокойств поздравить, ибо только одно главнейшее затруднение и было, но оно теперь преодолено, и мы будем час от часу ближе к тишине и покою».
Грустно читать это письмо даже сейчас, сотни лет спустя. Письмо Волконскому – словно насмешка над судьбой. Сам Бибиков скорее, чем думал, достиг «покоя и тишины», от перенапряжения и нервного срыва он заболел горячкой и умер, а война разгорелась с новой силой. Казань была взята восставшими. Они пробыли там один день, но полностью разграбили и сожгли город.
Казань была освобождена войском подполковника Михельсона. Он был человеком отчаянной храбрости, но воевать с народом было трудно. Армия Пугачева не знала, что такое дисциплина, но она была текуча, как вода, многочисленна, неуловима. Конные отряды башкир и калмыков действовали стремительно. Отчаяние и ненависть делали народ очень опасным противником.
Место Бибикова занял генерал-поручик Петр Иванович Панин (брат Н.И. Панина), опытный боевой генерал. Правительственные войска сильно потрепали Пугачева, но не уничтожили, армия его все время пополнялась. Михельсон разбил Пугачева под Арзамасом и загородил ему путь на Москву. Тогда Пугачев пошел на юг, взял Пензу, Саратов. Города были подвергнуты разорению, дворян везде вешали.
Москва и Петербург были в ужасе. 10 июля 1774 года был заключен Кючук-Кайнарджийский мир с турками, и Екатерина направила на войну с Пугачевым лучшие свои войска во главе с Суворовым.
Но помощь их уже не понадобилась. Михельсон разбил армию Пугачева под Царицыном. Пугачев бежал, но казаки сами выдали его Суворову. Из Яицкого городка Пугачева в деревянной клетке повезли в Симбирск, а оттуда в Москву. В Москве он сидел в Монетном дворе, прикованный к стене – выставленный на обозрение народа. Страх перед ним был столь велик, что, как утверждают, женщины падали в обморок, встретившись с ним взором.
С восставшими обошлись с обычной в таких случаях жестокостью. Екатерина, забыв свой «Наказ», признала, что «в теперешнем случае казнь нужна для блага империи». 10 января 1775 года Пугачев был казнен в Москве.
Время пугачевского бунта омрачилось для Екатерины II еще одним крайне неприятным событием. В декабре 1773 года в Германии объявилась особа, выдающая себя за дочь императрицы Елизаветы и ее тайного супруга Алексея Разумовского. Самозванка называла себя дочерью императрицы Елизаветы Петровны и уверяла, что имеет все права на русский трон. Как только в России возник Пугачев, она заявила, что он ее сводный брат, который будет ей во всем помогать. Вся история княжны Таракановой окутана такими тайнами, родила столько небылиц и шита такими белыми нитками, что не представляется возможности рассказать о ней внятно. Одно точно, после первого раздела Польши князь Карл Радзивилл, глава польских конфедератов, ухватился за идею о самозванстве и обещал Таракановой поддержку как поляков, так и турок. Сердце княжны жаждало бури, и она ее получила.