– Теперь наш черед, – заверил ее Коля. – Спасибо тебе.
Знал бы он, за что благодарит! Вот Юля, та умничка, стоит и рта не раскрывает. Чует, видать, сердце материнское неладное.
И, стараясь говорить как можно небрежнее, Мариша произнесла:
– Да, кстати, должна вам сказать, что у нас их теперь трое.
– А было четверо, – притормозила Юля. – Куда один делся?
– Наоборот, прибавился. Я имела в виду, что у нас теперь трое малышей.
Говоря это, Мариша невольно вспомнила про своих собственных детей и взглянула на часы. Пора бы уж Светке вернуться домой, мелькнула у нее тревожная мысль. Дочь заканчивала учебу раньше Лешки. Сын явится домой не раньше, чем еще через час.
– Третий ребенок – это соседский.
– Тот, что пропал?
– Да. А откуда ты знаешь?
– Соседи рассказали. Постой, а ты что же, его нашла?
Юлька не могла сдержать своего восхищения:
– Мариша! Скажи, ты все время занималась его поисками?
– Ну да.
– Ты гениальна! Просто молодец! Какая замечательная у меня сестра. А я-то на тебя обижалась, что ты все время где-то отсутствуешь. Прости меня!
– Да ладно, что уж там. Ты меня тоже прости.
– За что?
Мариша хотела рассказать про то, что не помнит имен Юлькиных детей, но решила, что это будет слишком.
– За то, что брала твоих детей сегодня с собой на дело.
– Ребята участвовали в расследовании? И как? Им понравилось?
– Даже слишком. Это они помогли мне подманить Михасика.
– То есть как это подманить? – заинтересовался и Коля.
Мариша поведала все без утайки о сегодняшних приключениях. Умолчала лишь о велосипедисте и склочной даме с гипсовой ногой. Но, невзирая на это, глаза у Юльки становились все больше и больше. А Коля начал как-то странно крякать, совсем как следователь Милорадов, когда видел Маришу.
– Мариша! – ахнула Юлька наконец. – Ты что… Украла этого ребенка?
– Почему украла? Вернула его отцу. То есть собираюсь вернуть.
– Все равно, перед законом ты его украла. Немедленно позвони следователю. Или кто там у тебя из полиции в координаторах?
– Да, ты права. Сейчас я позвоню Милорадову.
Но Мариша не успела. Вернулся Лешка.
– Ты чего так рано? – удивилась Мариша.
– В смысле? Наоборот, нас еще на классный час задержали. Ох, устал!
Лешка скинул с себя пудовый рюкзак, он принципиально таскал с собой все учебники, пособия и рабочие тетради, так что рюкзак у него был неподъемный. Пол содрогнулся, и подвески на люстре зазвенели, когда Лешка скидывал с себя свою ношу.
– Погоди, но еще только два часа.
– Какие два? Ты чего, мать? Сейчас уже почти четыре.
– Но часы…
– Часы стоят. Я тебе еще вчера хотел об этом сказать, но у тебя то одно, то другое…
– Погоди, – перебила сына Мариша. – Но если сейчас так много времени, то где же тогда Светка?
– Не знаю. Позвони ей.
Мариша начала искать свой телефон. Отчего-то ей внезапно стало совсем худо. Вернулась та самая холодная липкость, только на сей раз она стала такой холодной, что доставляла настоящую боль. Телефон дочери молчал. И Мариша почувствовала, как ей стало нечем дышать. Она звонила снова и снова. Но ничего не менялось. А затем позвонили ей. Мариша думала, что это дочь, но, увы, номер был незнаком.
Но все же она ответила:
– Да, алло.
– Это Рита, – произнес знакомый холодноватый голос. – Я все знаю, Михасик у тебя.
Внутри у Мариши все заледенело. В ушах зазвучали слова Юльки о том, что она похитила чужого ребенка. Она и сама не лучше Риты. И все же что-то не позволяло Марише дать слабину. Поведение Риты казалось ей очень странным. И она спросила:
– Зачем ты это сделала?
– Что?
– Украла Михасика.
– Я всего лишь взяла своего племянника у той сумасшедшей, которой его доверила такая же полоумная мать. Ты ее видела?
– Да.
– А ты бы на моем месте поступила иначе?
– Конечно, из Валькирии воспитатель никакой, – была вынуждена согласиться Мариша.
– А я способна обеспечить ребенку все самое лучшее.
Вот в этом-то и была вся проблема. Мариша замялась, не зная, как ей лучше подобрать слова. Она чувствовала, что разговор им с Ритой предстоит непростой. И мысленно взмолилась, чтобы ей удалось объяснить женщине ее ошибку. К сожалению, Мариша знала такую породу твердых пятерочниц, которые всегда и все знают, которые уверены в собственной непоколебимой и неизменной правоте просто потому, что они – это они! За другими такие люди право на ошибку признают, за собой – никогда. И потому что-либо доказывать им – дело сложное и не всегда выполнимое.
Но выхода у Мариши не было, и она все же начала:
– Рита, я не сразу решила забрать мальчика, сначала я долго за вами наблюдала. За тобой и за ним.
– И что?
– Ты очень уж сурова с Михасиком. Все-таки он маленький ребенок, у него стресс, для него весь мир изменился, мать исчезла, надо с ним помягче. Нельзя так резко все для него менять.
– Не тебе меня учить! Я решила, что ребенку лучше жить у меня. Мы всей семьей так решили.
– Как у тебя? – ахнула Мариша. – А твои родители? Почему они не возьмут мальчика себе? Все-таки бабушка и дедушка ближе, чем тетя, которая вечно занята на работе.
– Ничего, мальчик пойдет в интернат.
– Зачем? – ужаснулась Мариша.
– Не беспокойся, это не будет унылое бюджетное заведение, куда сплавляет своих детенышей всякий плебс, я подыщу Мише хороший частный детский сад, где он будет под присмотром специалистов всю рабочую неделю, а на выходные я стану брать его домой.
Как игрушку! Забаву, которой можно заполнить свои пустые вечера.
– А когда он подрастет, я выберу ему закрытую школу.
– Но зачем? – вырвалось у Мариши. – Он ведь еще такой маленький, позволь ему жить с бабушкой и дедушкой.
– Нет! Ни за что.
– Но почему?
– Потому что они уже старые и больные люди. И еще… я уверена, что они будут баловать ребенка похлеще Наташи. А мальчишке нужна твердая рука, я это понимала и раньше и окончательно убедилась, пока ребенок был у меня. Кстати, я подумываю о военном училище. У нас в роду были военные, и даже в чинах. Вероятно, Михасик может сделать военную карьеру.
– Помилуй, Рита, ему еще нет и трех лет! Он только что потерял мать. А ты прилюдно сделала ему строгий выговор на площадке, хотя раньше на него никто и рта не смел лишний раз открыть. Трясла его за шкирку. Наташа слова грубого за все время моих наблюдений за ними своему ребенку не сказала.