Британские «поборники свобод», переселяясь в Америку, вели себя отвратительно. На побережье Коннектикута в 1637 г. был убит белый торговец — неизвестно кем, но свалили на индейцев-пекотов и начали против них войну. В нескольких стычках не добились успеха и применили геноцид. Окружили большое селение пекотов на р. Мистика и уничтожили всех жителей. По данным «бледнолицых» — 500 человек, на деле наверняка больше, поскольку вырезали поголовно, не щадя женщин и детей. Голландцы и шведы действовали не лучше. Для захвата и расширения территорий тоже принялись воевать с индейцами и значительно сократили численность племени делаваров.
Другие державы в вопросах раздела мира старались не отставать от конкурентов. Несмотря на слабость французского флота, Ришелье все же подталкивал колониальную политику, при нем французы утвердились в Гвиане, на о. Бурбон, высадились на Мадагаскаре. А испанцам на Филиппинах не давала покоя независимость племен моро, населявших о. Минданао. В 1637 г. губернатор Хуртадо де Коэсура снарядил большой флот с десантом, провозгласив целью «поставить моро на колени». На защиту выступило все население острова во главе с султаном Кудратом. В бой вступили даже бабы и ребятня. И первый приступ отразили. Но во втором бою были разгромлены, раненый Кудрат бежал, а его жена с ребенком вместе с группой других женщин и девушек, дабы не попасть в руки врагов, бросилась со скалы. Тем не менее завоевателям удалось закрепиться только в нескольких прибрежных пунктах, в лесистые внутренние районы проникнуть они не смогли.
Эхо событий Тридцатилетней войны отзывалось и в колониях. Так, когда в 1637 г. против испанского владычества восстала Португалия, воззвав о помощи к Франции, Англии и Голландии, эти «союзники» откликнулись весьма оригинальным образом. Голландцы послали экспедиционный корпус в принадлежавшую португальцам Бразилию и захватили значительную часть побережья. Начали теснить португальцев и в Африке, отобрав у них владения в Анголе, Сан-Томе и других пунктах, «стратегически важных» с точки зрения рабов, вывозившихся отсюда в Бразилию. А эскадра английской Ост-Индской компании напала на Макао. Ее португальцы сумели отразить — ну что ж, тогда британцы повторили проверенный вариант. Направились к китайскому Кантону, навели орудия, и под угрозой бомбардировки им разрешили открыть здесь торговлю. Вскоре они получили разрешение вести торг и через Гуаньчжоу.
Властителям империи Мин было не до европейцев. Восстание в Китае ширилось. Мятежники оправились от поражений, подпитывались новыми сторонниками, в захваченных городах творили крутую расправу над сторонниками правительства. А маньчжуры, разгромив монголов, обратились на других китайских союзников. На торжества по случаю провозглашения своей империи Цин Абахай пригласил делегацию от корейского князя Инчжо. Но по традициям восточного церемониала подобное участие означало признание вассалитета. И приглашение отклонили. В ответ 100-тысячное маньчжурское войско вторглось в Корею. Инчжо бросил на произвол судьбы свою столицу Сеул, но сдаваться не пожелал. Князь и его окружение эвакуировали свои семьи и ценности на остров Канхвадо, а сами с 12 тыс. солдат укрылись в мощной крепости Намхан.
Маньчжуры взяли и подчистую разорили Сеул, осадили Намхан. Князь с фаворитами хорохорились, призывали стоять до конца, а все советники и офицеры, высказавшиеся за заключение мира, были казнены. Но боевого духа хватило ненадолго. Маньчжуры попросту переправились на о. Канхвадо, захватили семьи правящей верхушки, и она тотчас капитулировала. Инчжо признал себя вассалом Абахая, согласился разместить маньчжурские гарнизоны в своих городах, платить дань и поставлять вспомогательные войска. Весьма ценными вассалами стали и монголы — их заинтересовали богатой добычей в Китае, и их великолепная конница стала участвовать в маньчжурских походах.
Отвлечение Абахая против соседей дало империи Мин временную передышку и позволило сконцентрировать силы против повстанцев. Был разгромлен их вождь Гао Инсян. Его казнили, а всю армию, включая сдавшихся в плен, перебили до единого. Другие предводители мятежников, Чжан Сяньчжун, Ли Цзычэн и прочие «полевые командиры», понесли ряд тяжелых поражений, сочли свое положение безвыходным и пошли на переговоры, принеся повинную. Правительство решило простить их и объявить амнистию их отрядам, абы наконец— то стабилизировать ситуацию в стране. Но в 1638 г. маньчжуры, усилившиеся за счет монголов и корейцев, опять прорвались через Великую Китайскую стену, грабя и разоряя все на своем пути. Минские армии перебросили против них. И амнистированные повстанческие командиры Чжан Сяньчжун и Ли-Цзычэн, успевшие оправиться от ударов и восполнить потери, пришли к выводу, что для них настало самое подходящее время. Снова выступили против властей…
В Японии тоже было неспокойно. Но твердая власть Иэмицу Токугава удерживала страну под контролем. Важными мерами, не позволившими Японии сойти на гибельный путь других азиатских держав, стало и ограничение влияния европейцев. Здешние мореходы были частыми гостями в Китае, Индонезии, на Филиппинах, поэтому правительство хорошо знало о трагедиях Аомыня, Явы, Молуккских и Зондских островов. Да и деятельность иностранцев в самой Стране восходящего солнца вызывала опасения сегуна. Голландцы, португальцы и англичане наперебой вербовали японских солдат-наемников для службы в своих компаниях. Были и случаи насильственного увоза японцев и продажи в другие страны. Несмотря на запреты, продолжалась миссионерская пропаганда.
Впрочем, не только и не столько миссионерская. Во все времена характерной особенностью западной цивилизации было стремление переучить «темных дикарей» — тех, кто предпочитает жить по-своему. Навязать всему миру собственные нравы, системы ценностей, образ мышления. И в Японию ползла обычная западническая зараза — сказки о высочайшей европейской культуре, науке, благосостоянии, мудром и просвещенном управлении — что порождало «перестроечников» наподобие китайских «дуньлиньдин». Наконец была выявлена связь иностранцев с сепаратистами острова Кюсю. Это переполнило чашу терпения сегуна, и были приняты новые законы против миссионеров. Их деятельность строго запрещалась, за донос на миссионера учреждалась огромная премия в 200–300 слитков серебра. Вводились дополнительные ограничения на контакты и торговлю с иностранцами. Японцам запрещалось покидать свою родину, а если покинул — возвращаться домой (кроме поездок по государственным нуждам, по специальным разрешениям).
Иезуиты ответили активизацией подстрекательской деятельности, и вспыхнули восстания на о. Кюсю. Обычно в литературе они квалифицируются как «крестьянские». По составу участников — да. Но инициированы были иезуитской агентурой, пытавшейся использовать недовольство крестьян большими налогами и сепаратизм местных самураев в собственных целях. Так, из 40 тыс. мятежников, выступивших на полуострове Симбара (недалеко от Нагасаки), большинство оказались христианами. Правительство бросило на них армию, разбитые повстанцы укрылись в замке Хара. А голландцы очень вовремя подсуетились, предложив сегуну свои корабли для перевозок его войск, бомбардировок и морской блокады полуострова. После нескольких месяцев осады Хара был взят, все защитники уничтожены. Подавили и другие очаги восстания на Кюсю, после чего Иэмицу Токугава в 1638–1639 гг. принял законы об окончательном закрытии страны.