– Ну, Интернет существует уже давно… – протянула Кати. Не сдается рядовой американец без боя. Но не читать же ей лекцию по истории компьютерных сетей?
– Какое это имеет значение, Кати, – мягко ответила я. – Главное – найти адрес этой кузины.
– Скажешь мне тогда, ладно?
– Обязательно, – сказала я, хотя вовсе не была в этом уверена. – Спокойной ночи, Кати.
С утра я отправилась на почту, исполненная решимости сесть на Минитель. И только упершись в глухо закрытые двери, я с отчаянием поняла, что сегодня у нас воскресенье. Неужели ждать до завтра? Но завтра – Рождество! Я просто не доживу до вторника!
Возле почты была телефонная кабина, и я ворвалась туда, треснувшись лбом о стеклянную складную дверь. Джонатан, к счастью, оказался дома. Мне снова почудилось, будто он сидел и ждал моего звонка – у него ведь до сих пор нет моего номера телефона… Какой-то остаточный страх, которому я уже сама не верила, не позволял мне его дать. Впрочем, он у меня его и не просил – чувствовал, что я все-таки не доверяю ему до конца.
– Нет ничего проще, – сказал он, – у меня дома есть Минитель, ты не обратила внимания?
Влетев с легкого мороза в его квартиру, я поцеловала его, как принято во Франции, и он, придержав меня руками, поводил носом в моих волосах, шумно вдохнув:
– Как хорошо пахнут твои волосы – морозом и свежестью… – И разжал руки. – Рассказывай, – сказал он, садясь на диван. – Что-то новое надумала?
Выслушав мой отчет о разговоре с Кати, он только кивнул:
– Я это примерно так себе и представлял… Кофе хочешь?
– Хочу! – крикнула я, устраиваясь перед экранчиком Минителя.
Спустя час у меня на руках был список из адресов двенадцати дам, проживавших в Париже, чьи девичьи фамилии были Хайсмитт и чьи даты рождения были не позже 60-го года – возраст кузины должен был быть в пределах возраста матери Шерил плюс-минус несколько лет. Нам с Шерил было по двадцати одному году, заканчивался 95-й год, ее матери было бы никак не меньше сорока лет, а то и больше, учитывая, что она была замужем четыре года до рождения Шерил…
Было решено ехать немедленно. Джонатан разогрел свой «Ровер», придержал мне дверь, и я плюхнулась на переднее сиденье, сразу же погрузившись в представление и предвкушение возможной встречи. Если повезет, то…
Не прошло и пяти минут, как Джонатан неожиданно затормозил и вышел из машины, обронив:
– Я сейчас.
Недоумевая, я проводила его глазами. Он вошел в цветочный магазин и через десять минут вышел из него с нарядным, но сдержанным букетом. Я была очень тронута, но таскаться целый день с букетом мне не улыбалось.
– Это не тебе, – словно прочитав мои мысли, заявил с усмешкой Джонатан, кладя цветы на заднее сиденье.
– А кому же? – опешила я.
– Тетке Шерил. Если она в твоем списке, конечно. Ты ведь небось не подумала, что хорошо бы прийти с цветами? Тем более что дело к Рождеству…
А ведь и впрямь не подумала.
– Ты молодец, – похвалила его я.
– Что будешь ей говорить? – поинтересовался Джонатан, когда мы подошли к дому первой мадам, бывшей в девичестве Хайсмитт.
– Не имеет значения. Если она не закричит при виде меня «Шерил!», то остальное неважно.
Она оказалась четвертой в списке. Внизу, по интерфону, на вопрос «кто там?» я ответила: «Это я». Я никогда не задумывалась, похожи ли наши с Шерил голоса или ей просто было неловко переспрашивать, но дверь подъезда открылась. Лифт выпустил нас на третьем этаже, и мы сразу же увидели приоткрытую на цепочку дверь – должно быть, наши голоса все-таки не совсем похожи. Из-за дверей выглядывала женщина, довольно пожилая, с аккуратно уложенными крашеными волосами и настороженным лицом. Увидев нас, она начала снимать цепочку с двери и защебетала:
– Шерил, это ты, моя девочка! Что случилось с твоими волосами? Неужели ты решила постричься? Это надо же, – обратилась она к Джонатану, – чтобы с такими волосами расстаться! Вы, как мужчина, объясните ей, что длинные волосы – это состояние для женщины! Ох, простите, познакомимся: Жюстин.
Как удачно! Она, как я и предполагала, приняла меня за Шерил, а Джонатана – за ее дружка, и теперь мы хотя бы узнали ее имя.
– Джонатан, – протянул руку «дружок» и вручил букет роз.
– Ой, как это мило, спасибо! Проходите, проходите, ты давно не была у меня, девочка. Что же не позвонила?
Я понимала, что, как только я открою рот, она сразу поймет, что я – не Шерил. И голос не тот, и акцент к тому же. Поэтому я просто улыбнулась и прошла в гостиную, следуя жесту хозяйки – мне хотелось сначала расположиться по-домашнему, чтобы не испугать ее и не быть выставленными в ту же минуту за дверь.
– Кофе хотите?
Мы дружно кивнули, улыбаясь изо всех сил.
Жюстин отправилась на кухню, из которой доносились потрясающе вкусные запахи – должно быть, она ждала гостей к вечеру.
Мы уселись на огромный старинный диван, обитый темно-коричневым бархатом, с затейливо гнутыми деревянными ножками и подлокотниками и бесчисленным количеством маленьких подушечек, таких же бархатно-коричневых, с золотыми клепочками. На кофейном столике из красного дерева стояла серебряная вазочка с искусственными цветами и серебряный подсвечник с рождественским еловым веночком по ободу. Мне нравилась эта гостиная, уютная и старинная, с большим камином в углу, с темным буфетом из вишневого дерева, с этажеркой, уставленной фарфоровыми безделушками, какими-то куколками и вазочками… В ней все было не так, как в наших малогабаритных и бедноватых квартирках в России, но в то же время все чем-то неуловимо напоминало дом моей бабушки – дух времени, дух другого поколения витал в нем и присущее этому поколению ощущение тепла, надежности, неколебимой разумной устроенности жизни…
Бабушка, подумала я. У меня была бабушка, она умерла. И дедушка был, только он еще раньше умер. Но они были, я их помню, и они меня любили, свою внучку. Неужели может со мной случиться такое, что вдруг все эти люди, которые мне так дороги, обманывались или обманывали? И я им не внучка и не дочка, а неизвестно кто?
Чушь, чушь, чушь! Главное, что любили, и любят по сей день, и я их люблю – навсегда. А все остальное не имеет никакого значения!
Жюстин появилась из кухни с подносом на котором стоял кофейник, фарфоровые чашечки и тарелка с бисквитами. Я помогла ей расставить все это на столе, Жюстин разлила кофе по чашкам и наконец уселась.
– Ну, рассказывай, как живешь, моя милая?
Откашлявшись для храбрости, я произнесла, глядя ей в глаза:
– Дело в том… Я не Шерил.
Жюстин не поняла. Она улыбалась, думая, что в этом содержится какая-то шутка, которую она не может уловить.
– Я не Шерил, – повторила я. – Меня зовут Оля. И мы с Шерил очень похожи.