И с этими словами он заспешил куда-то в глубину сада.
Там, куда он их привел, между деревьями был натянут большой кусок полосатой ткани, а под ним стоял стол. Скриплеры ловко сновали между кружками и чайниками, разливая чай, выкладывая на тарелки еду и зачем-то складывая квадраты тонкой вышитой ткани в замысловатые фигуры.
– Жила когда-то одна девушка, и у нее был дар красиво складывать салфетки. Она нас и научила, – хвастливо сказал Пал. – Смотрите, вот эта в виде кролика. Похоже, да?
Генри кивнул, глядя на маленькие разноцветные огни, которые парили вокруг. Когда один пролетел совсем близко, Генри понял: это жуки, внутри которых горит ровный, яркий свет.
– Разноцветные светляки – умные насекомые, – весело проскрипел Пал. – Раньше они были повсюду, но после потери Сердца те, которые выжили, спрятались здесь. Люди их начали ловить для освещения домов, как будто разом забыли, что они ни за что не будут светить, если не хотят. Давно не видел, чтобы они загорались все разом: сегодня добрый день. А теперь прошу, садитесь.
Все завертели головами: ничего похожего на стулья тут не было. Скриплеры схватили их за одежду, потянули к деревьям, и Генри понял: все деревья здесь были раскидистые, с удобными развилками. Забравшись в одну из них, Генри хотел спросить, как же они будут есть, если стол остался в трех шагах от них, но тут ближайшая ветка потянулась к столу, взялась за чайник и аккуратно налила чаю. А потом вручила чашку ему. Спутники Генри тоже сидели с… полными чашками в руках, а ветки деловито брали со стола тарелки с едой и протягивали всем по очереди.
– Они наши родичи, – похлопав дерево по коре, сказал Пал. Генри даже не заметил, когда он успел сесть на ветку. – И тоже любят гостей. Возьми шоколадное печенье, а то она уже пять минут ждет.
Пал кивнул на ветку, которая держала у Генри под носом тарелку с круглыми темными хлебцами, и тот нерешительно взял один. Ветка тут же поставила тарелку обратно на стол.
– Слушай, Генри, – сказал Сван с набитым ртом. Он сидел в соседней развилке, и лицо у него было такое серьезное, будто он не печенье жевал, а решал сложную задачу. – Извини, что мы за тобой гонялись. Ну, в Хейверхилле. Папа сказал: «Если кто-то родился плохим, надо, чтобы он знал свое место, и…» Но ты вроде такой же, как мы, только в перчатках. – Сван повернулся к Джетту: – А ты прости, что я тебя побил. Тогда, на постоялом дворе.
Хью пробормотал что-то неразборчивое и сделал вид, что очень занят выбором печенья, которое протягивала ему ветка. Генри растерянно кивнул ему и Свану. Синее вечернее небо было высоким и спокойным, в саду благоухало весной – влажностью, древесными почками, освободившейся землей.
– Он меня не совсем побил, – объяснил Джетт, повернувшись к Агате. Та болтала ногами, одной рукой поглаживая дерево по коре. – Строго говоря, это была честная драка, и я почти выиграл.
Агата фыркнула и покачала головой, а Джетт в ответ что-то сказал, но что, Генри уже не слышал.
У него зазвенело в ушах с такой силой, что он едва не упал с дерева. Он знал это чувство. Опасность.
Генри на секунду зажмурился, а потом поднял голову, хотел что-то сказать Палу, но тот вдруг замер, ветки на нем встопорщились, и он кубарем скатился с дерева. В следующее мгновение скриплеры побросали чайники, чашки и салфетки и бросились врассыпную.
– Что это с ними? – пробормотал Хью.
– Бегите. – Генри вдруг понял, что голос у него сел, и крикнул громче: – Бегите!
Он спрыгнул с дерева, еще не понимая, в чем дело, просто чутье, которое столько лет не давало ему погибнуть, велело бежать и прятаться. Но он не успел.
Дверь в стене, огораживающей владения скриплеров, распахнулась, и внутрь толпой повалили люди в черных доспехах.
Генри заметался, пытаясь решить, как лучше поступить. Но он думал слишком долго – пятеро людей Освальда уже бросились на него, и он сразу понял: это не деревенские жители, а умелые воины из башни. Не прошло и трех секунд, как он лежал на земле лицом вниз, чье-то колено упиралось ему в спину, а еще четверо просто сели ему на ноги и на руки – не вырвешься.
Он неудобно повернул голову, пытаясь вдохнуть сквозь забитый землей нос, и увидел, что остальных так же бросили на землю, сбежать успели только скриплеры. Светляки погасли, сад теперь казался безжизненным и темным.
В ушах так звенело от паники, что Генри не сразу понял: кто-то тихонько дергает его за воротник. Он повернул голову в другую сторону: из-под корней дерева выглядывала голова Пала. Генри даже не думал, что кто-то может выглядеть таким несчастным.
– Это ведь не ты? – тихо спросил Пал. Генри непонимающе нахмурился, и Пал развернул перед ним лист бумаги. – Кто-то из вас сунул вот это под дверь в сад, уже когда был внутри, иначе бы не сработало. Что же нам теперь делать?
Генри прочел – и ему показалось, что сердце у него застыло, будто королева льда сжала его своей холодной рукой.
На листе было написано: «Приглашение для Освальда и его армии».
Звуки долетали до него, как сквозь толстое одеяло, – треск факелов, которые теперь заливали поляну ярким злым светом, чьи-то всхлипы и бормотание вдалеке. Генри лежал, не замечая тяжести навалившихся на него людей, и приподнял голову, только когда услышал тяжелые, слишком хорошо знакомые шаги.
Освальд был одет так же, как утром в деревне. Капюшон чуть колыхался от ночного ветра, железная маска отражала огни факелов. Он подошел к столу, уставленному чашками и тарелками, и вдруг одним движением снес их на землю, ударил носком сапога чашку, она отлетела и разбилась о ствол дерева. Никто из его людей даже не вздрогнул. Их становилось все больше, они заполнили весь сад и теперь бродили, не зная, чем себя занять.
– Всем стоять, – приказал Освальд.
Воины замерли – каждый в той позе, в какой был. Дышать вдруг стало легче, и Генри понял: встали и те, кто прижимал его к земле.
– Кроме тех, кто держит пленников, – торопливо исправил себя Освальд, и те сели обратно.
Генри за две секунды свободы даже не пошевелился, он был слишком поглощен мыслью: кто-то пустил Освальда в сад, кто-то из тех, с кем он пришел сюда, с кем убежал из деревни, устроил представление, победил пилильщика. Один из них – предатель.
Обитые железными пластинами сапоги, вдавливая в землю раскрошенные куски печенья, направились к нему. Освальд негромко приказал что-то, и Генри вздернули на колени. Пятеро воинов надавили ему на плечи и на ноги, чтобы не смог встать, хотя он даже не пытался.
Теперь лицо Освальда было прямо напротив него: капюшон, маска и черная прорезь для глаз. Какое-то время Освальд стоял на одном колене, разглядывая Генри, потом вытащил у него оба ножа – безошибочными движениями, словно точно знал, где они, – и бросил в темноту. Застыл ненадолго, будто ждал возражений, – Генри и сам не знал, почему так ясно понимает выражение этого неподвижного, железного лица, – а потом выгреб у Генри из карманов все, что там было: три монеты, карту, шкатулку секретов и черно-белую фигурку.