Бросать курить теперь? После того как он «бросил» уже столько всякого – пить кофе, болтать по вифону, флиртовать с сеньорой Талитой, ругаться с кретином Марио, мусолить справочники по сопромату и протоколы испытаний? Разве это не комично?
Вдруг Эстерсон подумал о своих бывших коллегах – среди них были хорошие люди, были даже друзья.
«Интересно, что сказал бы Грузинский, если б увидел меня здесь, возле кучи этих вот грибов, рядом с шаром? А Пес? Что бы сказал Пес на это? Наверное, обозвал меня опасным психом, читавшим в детстве слишком много древних приключенческих романов?»
Эти мысли заставили Эстерсона улыбнуться. Как мало значили для него теперь чужие мнения!
Утром следующего дня конструктор зарегистрировал устойчивый юго-восточный ветер. Тот самый, который был его союзником, когда он убирал с плато катапультируемое кресло и стойку шасси.
Это означало, что ждать больше нечего.
«Сегодня!» – решил он.
Спустя три с половиной часа все собранные дождевики были выпотрошены, а шар вырос до гигантских размеров. Сразу в нескольких местах гелий тихонечко сочился сквозь обшивку шара – как ни старался Эстерсон, а сделать шар полностью герметичным при помощи одного лишь скотча ему не удалось.
«Впрочем, какая разница? На пять километров его хватит, а больше мне и не требуется!» – успокаивал он себя.
Роланд в последний раз проверил наличие и вес балласта в корзине.
Положил в корзину рюкзачок.
Обвязал вокруг пояса тали, при помощи которых он планировал уменьшать объем шара, чтобы приземлиться.
Окинул пристальным взглядом поляну – ничего ли не забыл?
Помедлив еще минуту, Эстерсон решительно извлек из-за пояса нож и перерезал самую толстую веревку, сплетенную им из древесных волокон вперемешку со шнуром парашютных строп. Веревка соединяла шар с пучком таких же веревок, но потоньше, каждая из которых оплетала камень – это был его якорь.
– Ну, с Богом! – прошептал Эстерсон.
Он хотел напоследок перекреститься – так учила его бабушка. Но шар рванулся ввысь с такой скоростью, что Эстерсон не удержался на ногах и упал на дно своей надувной корзины.
Он больно ударился спиной – падение пришлось в аккурат на рюкзачок, плотно набитый походным барахлом.
Перехватило дыхание и засосало под ложечкой – это обвязанные вокруг пояса тали сдавили диафрагму.
Эстерсон не без труда поднялся – корзину сильнейшим образом качало. Шквальный ветер трепал волосы на его голове и пронизывал холодом даже сквозь комбинезон.
Конструктор медленно подобрался к краю корзины и не смог удержаться от громкого возгласа изумления. За какие-то две-три минуты шар поднялся на сотни метров и, что ужасно, продолжал набирать высоту!
На секунду ему стало страшно, к горлу подкатила тошнота. Эстерсона сильно вырвало, просто вывернуло наизнанку съеденным поутру гороховым супом напополам с печеночным паштетом.
«Этого только не хватало», – мрачно подумал он.
Он никогда не жаловался на боязнь высоты. И надо же – такие реакции!
Приходилось признать, что в природе существуют две разновидности высоты: высота, которую ты наблюдаешь из кабины флуггера, и высота, что разверзается под корзиной примитивного воздухоплавательного снаряда. И эти две высоты совершенно разные, даже когда совпадают с точностью до метра!
Сердце Эстерсона громко билось у него в груди и грозило выпрыгнуть наружу. А невесть из каких подвалов души выползший страх медленно растворялся в крови и наполнял все части его тела гипнотическим безволием.
«Неужели я неправильно рассчитал объем гелия? Неужели газа слишком много?»
И хотя Эстерсон прекрасно знал, что на оба вопроса следует ответить «да» и принять срочные меры, он был не в силах пошевелиться. Смертельная усталость и апатия вдруг овладели всем его существом.
«И впрямь – к чему все эти жалкие метания? – вдруг подумал он. – В принципе есть в этом даже что-то романтичное – умереть в корзине воздушного шара от недостатка кислорода! Чем скотская, никому не нужная жизнь вдали от людей, так, может, лучше сразу смерть?»
Синева приближалась, усугубляя самогубские настроения Эстерсона.
Сама мысль о том, чтобы предпринять что-либо конструктивное – например, натянуть тали и уменьшить объем шара, рождали в душе конструктора парадоксальный внутренний протест. Он без стеснения наслаждался близостью смерти.
Корзину снова начало качать, на этот раз так сильно, что Эстерсон едва не выпал – юго-восточный ветер менялся на восточный самым неделикатным образом. Но это было неплохо, очень даже неплохо!
Когда корзина временно угомонилась, Эстерсон вновь отважился посмотреть вниз.
Полуостров, на котором он провел две недели, теперь лежал далеко-далеко под ним.
Своими очертаниями он напоминал кошачью лапу с растопыренными когтями. Вот она, густая зеленка инопланетного леса. Серо-коричневое лавовое плато. Бледно-желтый шарф песка, который методично вылизывают белые языки прибоя.
А вот и песчаная коса, ведущая на материк. Совсем близко (при взгляде с такой высоты) – исследовательская станция, объект его многодневных вожделений. Его заветная цель. Но что это там, на станции?
Эстерсон напряг зрение.
В это было трудно поверить, но над заброшенной станцией курился дымок! А ведь не далее чем час тому назад он самолично обозревал ее в бинокль. И все там было как всегда: запустение и безлюдье. И вот, среди всего этого декаданса, кто-то вдруг решил растопить камин!
Да-да, настоящий дым! И он валил из кирпичного дымохода!
«Кто это? Сирхи? Люди? Новая исследовательская группа, получившая жирный правительственный грант на восстановление хозяйства и продолжение наблюдений? Или неласковые мальчики и девочки, подписавшие контракт с концерном „Дитерхази и Родригес“ на поимку такого-сякого Эстерсона, предателя человечества?»
Конструктором овладело жгучее любопытство. Такое жгучее, что сопротивляться ему было совершенно немыслимо – точно так же, как еще несколько минут назад невозможным казалось предпринять что-то ради своего спасения.
Нежданный дымок вывел Эстерсона из предсмертного оцепенения и вернул ему интерес к жизни.
Борясь с оглушающим ветром, конструктор встал в центре корзины и, напрягая все свои мышцы, натянул тали.
Шар выпустил порцию газа. Полет чуть-чуть стабилизировался, но тут же шар снова рванулся вверх.
И тогда Эстерсон прибег к последнему, рискованному средству – он выпустил в шар полную обойму из своего «ЗИГ-Зауэра».
Газ повалил из дырок с громким свистом. Шар перестал набирать высоту и даже, кажется, начал снижаться!
Спустя несколько минут, когда шар приблизился к земле, Эстерсон наконец позволил себе перевести дух и снова подошел к надувному борту лодки.