Но на утро пятого дня произошло вот что.
Эстерсон, помахивая пульверизатором с серебряной краской собственного изготовления, подновлял российского орла у входа на биостанцию. Для этого ему пришлось забраться на последнюю ступеньку стремянки. А поскольку стремянка угрожающе покачивалась, склонный к перестраховке конструктор привязал и ее, и себя к арке над калиткой при помощи нейлоновой веревки.
Эстерсон так заработался, что позабыл о времени. Океан в тот день штормило. Когда конструктор наконец расслышал, что в ворчание волн вплелись новые звуки, было уже поздно: вертолеты показались из-за мыса.
Вдобавок Эстерсона подвела чертова веревка, на которой были накручены три узла. Когда он взялся их второпях развязывать, они затянулись еще туже!
Оставалось что?
Перестать суетиться, напустить на себя беззаботный вид и трясти пульверизатором, в котором как назло закончилась краска!
Вертолеты поравнялись с биостанцией. Эстерсон поднял на них глаза. И… с ужасом обнаружил, что они зависли на месте! И не просто зависли, а повернулись к биостанции своими остекленными мордами и беззастенчиво на него пялятся.
Все время летали мимо, а тут надо же – висят! Причем если под одним, как обычно, болтается металлоискатель, то второй… не отягощен ничем. А где же оранжевый банан?
Эстерсон выругался.
После чего он, за неимением лучших альтернатив, вымученно улыбнулся и помахал вертолетам рукой.
Те будто бы только и ждали, когда обитатели базы обратят на них внимание. Одна машина – с металлоискателем – сразу же продолжила патрульный полет. А вторая, радостно рявкнув турбинами, понеслась прямо на конструктора.
Когда через пару минут Эстерсон наконец справился с проклятыми узлами на веревке, конкордианский вертолет, вздымая змеистые песчаные буранчики, уже приземлился на берегу перед биостанцией.
Полина и Эстерсон стояли в воротах станции – прямо под орлом, источающим едкий аромат свежей серебрянки.
Вдоль забора к ним вышагивал высокий офицер в безупречно подогнанной по фигуре, выглаженной, чистенькой форме. Смуглое лицо офицера светилось дружелюбной улыбкой.
В правой руке он нес ладный кейс защитного цвета. Левой – придерживал ножны парадного палаша.
– Ну и субъект, – прошептала Полина.
– Не говорите, – тоже шепотом отозвался Эстерсон. – Напомните еще раз: как меня зовут?
– Андрей. Андрей Рогожин.
– Ro-go-zhev?
– Да нет же. Ро-го-жин. Последний слог – «жин».
– Тьфу ты, ну и китайщина…
– Расслабьтесь, Роланд. Помалкивайте и предоставьте весь разговор мне.
Офицер остановился в пяти шагах от них.
– Встаньте на путь солнца! – сказал он и улыбнулся еще шире.
Синхронный переводчик офицера повторил эту фразу по-русски.
Если бы с Эстерсоном не было «Сигурда», он бы ни черта не понял. Но вставленная в ухо радиогорошина исправно нашептывала ему перевод.
«Что же, клоны загодя навели справки в консульстве и узнали, что хозяйка биостанции – русская? – встревожился Эстерсон. – Так ведь они могли выведать и насчет того, что официально она здесь живет одна!»
– Здравствуйте, – ответствовала Полина.
– Zdravstvujte, – на своем благоприобретенном русском повторил конструктор. Он решил в целях маскировки изо всех сил эксплуатировать свой куцый словарный запас и только в крайнем случае перейти на шведский.
– Капитан Вариз Мир-Мирое, заместитель коменданта базы, – отрекомендовался офицер.
– Полина Пушкина, биолог, начальник исследовательской станции «Лазурный берег». А это мой муж, Андрей Рогожин. Инженер-механик.
Эстерсон степенно кивнул.
– Рад встрече с благородными людьми, – сказал капитан. – Мы сразу заметили вашу станцию. И решили, что с соседями надо обязательно подружиться. У нас, в Конкордии, дружба очень ценится, – прибавил он со значением.
– Дружба ценится везде. А потому, милости прошу к нам в гости. – Полина отошла на шаг в сторону и сделала широкий пригласительный жест.
Они прошли на открытую веранду, где стоял стол, молниеносно сервированный предусмотрительной Полиной за те пять минут, пока Вариз шел от вертолета к станции. Были расставлены приборы и свежие цветы. Оставалось только отправить Эстерсона на кухню с указанием достать из холодильника закуски, засунуть в микроволновку главное блюдо и поставить чайник.
Капитан, в свою очередь, распахнул свой кейс и извлек оттуда бутылку вина, красивую жестяную коробку таинственных морепродуктов, гроздь бананов, две плитки шоколада и шикарную книгу… на русском языке!
О том, что книга именно на русском, догадаться было несложно: хватало одного взгляда на обложку, где стилизованной под арабскую вязь кириллицей было выведено…
– «Шахнаме», – прочла умница Полина вслух, чтобы понял и Эстерсон.
– О-о-о! – Конструктор решил отделаться самым примитивным, интернациональным возгласом восхищения.
– Да-да, – самодовольно ухмыльнулся конкордианец. – Именно «Шахнаме» и именно на русском языке. Но время подарков еще не пришло.
– Андрей, дорогой, пора сходить на кухню, – ласково напомнила Полина.
Стоило шведу исчезнуть, как офицер, понизив голос, осведомился:
– Простите, госпожа Пушкина, может быть, это лишь мое заблуждение, но мне кажется, что ваш супруг чем-то недоволен. Он столь немногословен…
– Ничего подобного. Он всем доволен и всему рад. Но у нас в семье, видите ли, давно установился матриархат, – с вызовом ответила Полина.
– Вот как? – изумился капитан. – А что, это какая-то давняя традиция русского народа?
– Нет. Русский народ патриархален. Но не забывайте: я – начальник станции. А Андрей – мой подчиненный. Соответственно общение с консульством, с гостями и коллегами веду в основном я. Такова субординация.
– Прямо как в армии, – покачал головой капитан. – А ведь ваш муж с виду куда старше вас. Он не смущается своим угнетенным положением? Простите, конечно, что задаю столь откровенные вопросы – мы, пехлеваны, так воспитаны.
– Ну что вы, господин Мир-Мирое. Я охотно отвечу вам. Но – вопросом на вопрос. Скажите, могут ли быть причины для недовольства у мужа такой женщины, как я? – и Полина полоснула офицера уверенным, вызывающим взглядом.
Мир-Мирое покраснел и отвел глаза.
– Отлично сказано, да будет мне Аша свидетельницей, – пробормотал он. – Что ж, вы полностью удовлетворили мое любопытство… Кстати, можете называть меня просто Варизом.
Тем временем появился Эстерсон. Он безмолвно расставил на столе блюда с закусками и столь же безмолвно сел.
Вариз вскрыл коробку с морепродуктами – это оказались ни много ни мало трепанги.