– Не в этом дело. Ты знаешь, что он воду пил – из лужи в Курилке?
– Знаю, я же с ним вместе был. Вроде без последствий… Или он тебе пожаловался, что у него рожки режутся и на кровушку христианскую тянет?
Но Злочеву было не до шуток. Настолько не до шуток, что он пребольно ткнул меня кулаком под ребра.
– Слушай внимательно и отнесись серьезно. Меркулов мне сказал, что сегодня ночью я кричал как резаный. Он проснулся, подошел к моей постели – а я лежу не шевелясь. Будто покойник. Он ко мне притронулся – а я весь холодный, ледяной, понимаешь?
– Понимаю… Но что-то я не слышал, чтобы ты кричал.
– В том-то все и дело. Меркулов проверил у меня пульс – и не нашел. Хотел разбудить Гладкого, оглянулся – и… и проснулся.
– Так и думал, – вздохнул я с облегчением. – Ну, сон. И что?
– А то, что он в своем сне мою смерть видел. Ты разве не понял?
– Мало ли что этот контуженный видел. И тем более мало ли что он тебе рассказал. Ты из-за этого так разволновался?
– Понимаешь, Саша, я ведь тоже местную воду пил. Правда, не там, где Меркулов. А когда уже совсем невмоготу стало, под седьмым слоем.
– А ведь не признавался…
– Я много в чем не признавался. Так вот после этого мне тоже интересный сон был. Будто привезли к нам в лагерь какого-то пленного лейтенанта. Звали его Александр Пушкин. Я тогда подумал: что за литературные фантазии? Вот кавторанг Толстой есть в бараке у Жемайтиса. Для полного счастья Лермонтова с Буниным не хватает… А через пять дней ты и объявился.
– Уверен? А то знаешь, как во сне бывает…
– Знаю. Там и было как во сне, сумбурно. Я не увидел именно то самое, что потом произошло на самом деле. Но главное: лейтенант, пилот-истребитель, Александр, Пушкин – все совпало.
– Ладно. Ты меня заинтриговал. Что дальше?
– А ничего. Послал я Меркулова с его предложениями. Все равно никакой перспективы у побега нет.
Когда Злочев произносил эти слова, я почувствовал, как он чем-то тычет мне в левую ладонь (мы стояли бок о бок). В следующее мгновение мои пальцы нащупали скомканную в шарик бумажку.
– Ну и правильно, – сказал я бездумно, принявшись лихорадочно соображать, где бы найти такой уголок, чтобы спокойно прочесть записку Злочева. Ясно же было, что самое важное – в ней!
Сквозь треск вертолетов откуда-то со стороны пробилось гудение флуггеров – его ни с чем не спутаешь.
– Смотри что творят. – Злочев ткнул пальцем в «Сапсаны».
Винтокрылые хищники тронулись наконец с места и осторожно поползли к соседней горе, по-прежнему освещая ее фарами.
Несколько звезд, расположенных на одной прямой, подмигнули – флуггеры пронеслись, что ли?
Я уже не знал, куда смотреть – искать в черном небе флуггеры или наблюдать за десантом.
Становилось все интересней!
Два «Сапсана», снизившись под прикрытием другой пары, высадили на соседнее плато взвод егерей. Вслед за бойцами вертолеты выгрузили тюки со снаряжением. Последними появились на сцене автоматические минометы на кургузых самоходных шасси с уродливыми вздутиями барабанов боеукладки.
Но и флуггеры не бездельничали.
Над далекими плоскогорьями беззвучно поднялись в небо огненные гейзеры. В отличие от обычных гейзеров столбы огня не провалились внутрь самих себя, а трансформировались самым неожиданным образом. Каждый столб за полсекунды превратился в перевернутый конус и, опадая вниз, расширялся все больше и больше, накрывая площадь в десятки тысяч квадратных метров и выжигая каждую былинку.
Это были крупнокалиберные планирующие бомбы с зажигательной росой – оружие незатейливое и против регулярной армии малопригодное, потому что хорошая, усиленная полевая экипировка пехоты от него неплохо защищает. А бронетехнике это вообще как дезинфицирующий душ.
Но вот против незащищенной живой силы, против стайных хищников или опасных насекомых – зажигательная роса самое то.
Но что они жгут здесь, в безвестном ущелье на незаселенной планете с крайне скудной биосферой? Отару овечек? Тучи хфрастра?
– Ни хрена себе, – восхитился Лева-Осназ. – Вот так вжарили!
– Потише, товарищ, – осадил его эскадр-капитан из адмиральского барака, чьей фамилии я не знал. – Вы не допускаете, что бомбят наших союзников?
– Каких союзников, товарищ эскадр-капитан? – отозвался Канюк.
Офицер пожал плечами.
– Откуда мне знать.
Но это был еще не конец представления.
К работе подключились минометы, десантированные на соседнее плато. После каждого выстрела меняя на сотую долю градуса угол горизонтальной наводки, они принялись методично забрасывать минами невидимого супостата. Один вертолет с «селедкой» под крылом свечой пошел вверх – чтобы было сподручней корректировать огонь.
Остальные три вернулись на бивуак. Там они приняли на борт следующую порцию десанта и взлетели вместе с командно-штабным вертолетом. Сразу после взлета машины погасили фары и навигационные огни и быстро растворились в темноте.
Когда минометы, расстреляв половину боеукладки, заткнулись, стало тихо.
«Сапсан»-корректировщик ушел вслед за десантом. Взвод, оставшийся на соседнем плато рядом с минометами, деловито оборудовал огневые позиции фронтом на север.
– Типичная зачистка, – прокомментировал Лева-Осназ. – Бомбежка, огневой налет – и десант. Если они делают все точно по науке, еще два-три подразделения с вечера должны были перекрыть вероятные пути отхода противника. Вот эти, с минометами, – почти наверняка тоже заслон, выдвинутый для подстраховки. Эх, тоскуют руки по «Нарвалу»…
Лева до хруста сжал пальцы, вцепившись в воображаемый автомат «Нарвал» – визитку российского осназа.
– …Если бы мы первыми тогда ударили, – мечтательно продолжал он, – я бы сейчас недобитков клонских на Хварэне зачищал… Ох я бы их чистил… До полного блеска…
«Если бы мы первыми ударили» было темой больной, а потому запретной.
– Еще повоюете, дружок, – сказал вице-адмирал Лемке. Нежно, будто внучка по головке погладил.
Если при свете дня на тропе было неуютно, то в темноте – страшно. Не постесняюсь признаться: очень страшно.
Однако Злочев недаром рассказал мне про вещие сны.
Меня зацепило.
Поэтому когда на клочке бумаги, который он мне подсунул, я прочел «Сегодня сразу после обеда иди к Курилке», у меня и мысли не возникло проигнорировать его просьбу.
В другой ситуации я бы возмутился: что это, дескать, за детский сад, что за казаки-разбойники?! Но на этот раз я отнесся ко всему происходящему очень серьезно.
И хотя ни один вменяемый человек по тропе в темноте не гулял, я все-таки решительно отправился в это крайне неприятное путешествие.