— Ты что имеешь в виду? — окрысилась Ларионова.
— Я имею в виду, что в этом случае я, вместо того, чтобы забыть о тебе, поеду к тебе домой. Потому что этот придурок, оклемавшись, приедет к тебе, забирать свои вещи.
— И — что? — не поняла она.
— И то, что он снова тебя ударит.
— Он не будет, — помотала головой она. — Макс не такой.
— А какой, Лена? — Я был готов придушить её. — Очнись: он. Поднял. На тебя. Руку. А значит, он еще раз ударит тебя.
— Откуда ты это знаешь? — Её глаза внимательно смотрели на меня. Потом они переместились на мой шрам на скуле. — Это… откуда?
— Откуда надо.
— Я с тобой к себе не поеду, — возмутилась Лена.
— Я тебя сейчас силой в «Ауди» засуну, — пообещал я ей. Ларионова передернула плечами и, изображая обиженную, уселась внутрь.
— Меня до ближайшей стоянки такси, — распорядилась она.
— Нас обоих до Ленинского проспекта, дом сто пять, — перебил я её, устраиваясь рядом. Нет, не за тем, чтобы пообжиматься, а, чтобы она не сбежала от меня на ближайшем же светофоре.
— Что? — ахнула Ларионова. — Ты что, и адрес мой знаешь?
— Я вообще много чего про тебя знаю.
— Кто тебе дал мой адрес?
— А я вчера звонил в детективное агентство. Хотел разобраться, что за дела у тебя с «Systems One» и что не так с твоей жизнью.
— Ну и как, разобрался? — взбесилась она.
— Разобрался. И теперь у меня к тебе только один вопрос. Не подскажешь, кто сделал эту запись и прислал её твоему архитектору?
Пауза. Глаза в глаза. Поняв, что я ни во что не играю, Ларионова прошептала:
— Света Аверина.
— Да ну? А номер-то у неё откуда?
— А я звонила с её телефона Максу.
— Зачем?
— Сказать… ему, что я по нему… соскучилась.
— Молодец, Ларионова. — Других слов у меня для неё не было.
— А ты дурак, — Лена отвернулась к окну.
Я повернулся к другому.
В полнейшей тишине (если не считать музыку, под которую Антон любить гонять по Москве) мы доехали до типичной «пятнадцатиэтажки», спрятанной между традиционным для спальных районов «Перекрестком» и кучей палаток. У дома было три подъезда.
— У какого остановиться? — приглушил музыку Антон.
Ларионова промолчала.
— У первого, — ответил я.
Антон лихо притормозил, открыл ей дверь, вытащил из багажника вещи.
— Алексей Михайлович, а может, мне вас подождать? — многозначительно спросил он.
— Нет.
— Ну, хорошо, — Антон пожал мне руку, взял деньги, кивнул Лене, и его машина исчезла в подступающей темноте, точно привидение с красными фарами.
— Веди, — предложил я Ларионовой.
— А ты водителя зря отпустил, — блеснула она глазами. — Я тебя к себе вообще-то не приглашала.
— Значит, буду на лестнице ночевать.
— Тебя соседи в милицию сдадут.
— А ещё я могу позвонить твоему папе. Расскажу ему про твоего Макса и объясню, что я тут сейчас делаю. Так устроит? — Я полез в карман за мобильным. Ларионова побледнела.
— Ладно, пойдем, — смирилась она. — Но ты ведь не будешь, ну…
— Я с тобой уже ничего и никогда не буду!
Проход по обычной, утыканной перекошенными почтовыми ящиками, лестничной клетке. Газеты, кучей сваленные, на полу. Лифт с выжженной кнопкой «7» и надписью: «Оля – дура». Вот интересно, и кто заставляет москвичей, которые гордятся своей духовностью, гадить в своём собственном городе? Я объездил пол-Европы, начиная с Восточной и заканчивая самым западным городом Старого света. И нигде, кроме как в занюханном гетто, я не видел, чтобы мусор с таким остервенением вываливали на пол. Пока я размышлял, что подобный бардак лечится трудовым субботником и прилюдной поркой засранцев, Лена погремела ключами и отперла дверь. Кинула на меня быстрый взгляд, пощёлкала кнопками сигнализации.
— Проходи, — предложила она.
Я переступил порог. Впечатление царских хором квартира не производила. Но в отличие от моего жилья, в ней был уют. Этот дом явно любили.
— Покажи мне, где я буду спать.
— Но… но я думала, что мы... — начала она.
— «Мы» что? — Я развернулся к ней. — Поговорим? Обсудим, кто, кому и как сильно жизнь сегодня испортил? Как я убил тебя правдой, а ты исполосовала меня? Честно, Лен, не стоит. — Стянул кроссовки, взял сумку и толкнул первую попавшуюся дверь. Оказалось, спальня. Её. С ним. Большая двуспальная кровать, с раскинутой на ней мужской футболкой, свитером и джинсами. Первым желанием было закрыть эту дверь, следом дверь её квартиры, потом дверь лифта, дверь подъезда и уйти отсюда, куда глаза глядят. Вторым — лишится зрения. Вместо этого я пошел по коридору вперёд, пока не увидел нечто типа кабинета (десять квадратных метров, компьютерный стол и придвинутый к столу диванчик). Сзади прошелестели тихие шаги.
— Здесь твой Макс не спал? — обернулся к ней я.
— Что? — растерялась она. — Нет. Нет, никогда.
— Отлично. Тогда спокойной ночи.
— Подожди. Я хотела сказать, что…
— Ужинать я не буду. Чай и кофе не хочу. В душ схожу позже. А ты делай всё, что хочешь.
— Нет, я… Лёша, пожалуйста, прости меня. И я хочу позвонить папе. Я скажу ему, что с акциями… ну, что всё это ошибка, и что ты ни в чем не виноват, и что ты за меня заступился, и что я…
Я отпустил сумку, и она громко приземлилась на пол. Сел на диван. Потер ладонями лицо. И, видимо, занимался этим чересчур долго, потому что Ларионова успела подойти ко мне, присесть рядом на корточки и заглянуть мне в лицо:
— Лёш…
— Не делай этого, — ответил я.
— Почему?
— Потому что всю эту историю с Кристофом надо было давно заканчивать. Да, очень плохо, что всё закончилось именно так. Но хорошо, что закончилось. Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас. Так что завтра твой отец получит акции, Кристоф — Магду, Магда — возможность жить своей жизнью, а не той, что навязывал ей я, ты — свободу от Макса. А теперь, пожалуйста, у меня к тебе только одна просьба.
— Какая?
— Оставь меня в покое.
Лена медленно поднялась. Попыталась что-то сказать, но так и не решилась. И ушла, осторожно прикрыв дверь. Дом, который я никогда не знал, погрузился в сумрак. И только единственная мысль билась в моей голове: «Что мы такого сделали, чтобы я потерял тебя, а ты — себя, Лена?».
28.
«Каково это — знать, что из-за тебя будет плохо тому, кого ты любишь больше всего на свете?».