Один аппарат Моцарт суёт во внутренний карман своего расфуфыренного костюмчика, другой презентует мне. Ладно, возьму второй про запас, на всякий случай. Моцарт в своём классическом репертуаре: можно подумать, он забыл, что урождённая физиономия Анатолия Григорьева далеко не такая круглая, широкая и мрачная, как у мордастого «Илии Перстынова». Если у меня такая ряха, значит, в кармашке припрятан включённый замутнитель…
Баг, будто специально, в этот миг сбрасывает горизонтальную скорость и снижается вертикально. Ощутимый толчок – приехали. Остаётся лишь оснаститься причиндалами, открыть люк – и полный вперёд с бравурной песней…
Ни пуха ни пера всем нам. З-задавим нелюдей! – рявкаю девиз ПРЕС-Са, перед тем как нырнуть в негостеприимную утробу вьюги.
Ко всем чертям! – несётся мне вслед хоровой посыл. – Дави-ить!
Человеку в полном зимнем обмундировании куда проще противостоять норовистому характеру здешнего климата. Браво бороздя хорошо экипированными ногами снежный покров полуметровой толщины, топаю вдоль глухой стены какого-то дома, едва различимой слева. В мои уши, прикрытые опущенными «ушами» странной меховой шапки, вставлены саунд-капсулы; мой терминал торопливо бормочет, излагая намётки диспозиции и варианты возможного развития событий.
На подходе к перекрёстку меня обгоняет облепленный снежной пакостью Моцарт. Ну до чего ж знакомое зрелище, ч-чёрт! Планида у меня, похоже, такая безрадостная: как с Моцартом на дело – так в снегу барахтаться… Напарничек, блин, машет конечностью в сторону приземистого сооружения, наискосок через улицу, дальше по тротуару.
Похож заваленный снегом домишко на длинный курган, насыпанный поверх захоронения воинов какого-нибудь допотопного племени… Объект, значит. Там, внутри, ОНИ и засели кублом семейственным, уроды гряз-зные… ну ничего, ничего, я вам сейчас устрою братскую могилку, по высшему разряду, уж расстараюсь…
НЕНАВИЖУ СЕКТУ!!!
Заходим с торца, блин, – забубнил противный голос в моём левом ухе. – Туда уже подтянулись ребята из группы поддержки. Мы тоже маскарад врубим, сугробами станем и потихоньку доползём.
Глупо! – отвечаю, подогнув гибкий держатель микрофона к губам. – Ямы нас по неестественно движущимся абрисам сугробов засекут. Какого хрена прятаться? Там внутри уже нет людей, заложников спасать не надо.
Ветер нестройно воет на все лады, как сводный хор армады грешников в пекле. Надеюсь, этот чернявый красавец меня таки услыхал сквозь пьяные завывания.
Уловил. Раздражённо тычет в плечо и трясёт башкой, не соглашаясь. Его прикольная лопоухая шапка остервенело мо-тыляет отростками.
– Нет, нет! – ярится не хуже ветра голос Моцарта, нахально поселившийся под моим таким же «треухом». – Необходимо соблюдать режим скрытности проникновения! Блин, операция разработана совместно с…
Вот же ж блин горелый на мою несчастную головушку!
Со страшной силой привлекают Моцарта коллективные действия, ну что с ним поделаешь… блин. У меня и раньше подозрение возникало, что и не прессер он вовсе, а скрытый враг, самый настоящий, ей-богу. Ухитрился адепт внедриться в Службу, не срезался на вербовочных тестах, призванных выявить отсутствие крайне индивидуалистичного эго.
Чудом не проявил ям-Моцарт доселе свою истинную сущность. До поры до времени Секта выдерживает ценного агента в режиме консервации; однако подсознание-то выдаё-ёт себя, выдаёт… просачивается тяга к «надёжному локтю товарища». Может быть, тогда на Порт-Юконе, когда меня шандарахнуло, этот урод и облажался по полной программе, потому что вдруг оказался в ситуации, предполагавшей принятие исключительно самостоятельных решений?.. Оболваненный же Я-Мы фанатик ответственной личностью быть не способен, по определению. Он же безмозглая марионетка уже, а не индивидуум. Фрагмент социо, частица коллективного «суперэго»…
На этом мои мечтания по поводу гнусной сущности Моцарта прерываются. Жаль, конечно, но скорее всего этот подонок – сам по себе сволочь (уродился такой), а не вражий засланец.
Но вообще-то странно, между прочим, почему этого козла не выперли ещё тогда, пять лет назад, из Службы на фиг? Хотя бы в порядке профилактики, на всякий пожарный случай.
А может… скрытый враг уже пробрался на самый-самый-самый верх?!
Конечно, гипотетически все мы, полевые и штабные работники ПРЕС-Службы, менее подвержены опасности склб-нения. По идее, именно у нас вероятность возникновения желания СОПРИКОСНУТЬСЯ гораздо меньше, чем у всех остальных представителей и представительниц рода людского, ещё не угодивших в бездонную «яму». Мы прессеры, потому что такое вот у нас раздутое эго, супер-пупер эгоцентристы мы такие, значит. Но уж какие есть.
А следовательно, у нас и вероятность уцелеть при случайном соприкосновении – БОЛЬШЕ, чем у остальных людей.
Поэтому именно нас и завербовали в силовую структуру, созданную властями предержащими Метафедерации (которые раньше прочих властей осознали, ЧЕМ грозит появление в освоенном космосе подобной заразы!) с единственной целью: напрочь выдавить из организма человечества тоталитаристскую инфекцию. Поэтому для прессера не столь важно наличие талантов бойца, следователя и аналитика. Если прессер вдобавок полицейский профессионал – это чудесно. Но прирождённых охотников в Службе не так много, как хотелось бы. Далеко не так…
Гипотетически, главное – чтобы каждый из нас не поддался ВЛЕЧЕНИЮ.
Вот именно – гипотетически. В теории критерий отбора прозрачен, как моча младенца. Однако практика уже подтверждала, что возможности Секты неимоверно изощрённее, непостижимее и страшнее, чем даже ПРЕС-С подозревает. Обез-башенные нелюди постоянно изобретают какую-нибудь новую подлость. У-у, козлищ-ща, ненавижу!
Фрэнк, да пойми ты, – говорю как можно мягче на родном ему, англо-американском наречии романогерманского языка, – промедление провалу подобно. Секта всегда пользуется нашими нерешительностью, гуманизмом, нашей дурацкой человечностью, она…
Ничего не хочу слышать, Анатоль! У меня приказ! Чёткий и недвусмысленный, блин! Нашей спарке придано усиление, и только с ним вместе…
Увы, этот гад прекрасно знает моё настоящее имя. Мало того, «полковнику» ведомо, при каких обстоятельствах я сменил его на основное кодовое «Муравьед», под которым нынче известен в Службе всем кому не лень. Ещё бы их не знать типу, который в учебном лагере ПРЕС-Академии дрых с тобою в одной палатке!
Когда-то, в далёком курсантском прошлом. А в настоящую минуту кулем валится в снег и сливается с ним.
Меж тем буран всё набирает силу. Теперь вообще невооружённым глазом ни зги не видать. Вооружаюсь, нацепив кое-что из причиндалов. Прикидываюсь сугробом, включив замут-нитель. И без дальнейших комментариев, ползком, по-пластунски, вынужденно пробираюсь к торцу кургана, вслед за сугробом-Моцартом.
Ничего не поделаешь! Значит, попытаюсь с этого мгновения превратиться из «умника с особым мнением» в нерассуж-дающую боевую единицу. Чтобы потом не обвинил никто, что я перестарался, дескать, слишком много инициативы в свои лапы бестрепетно загрёб… Интересно, почему меня шеф сюда кинул? Знает ведь прекрасно, что я всегда, а в особенности после эскапад на Порт-Юконе, целенаправленно воспитывал в себе специалиста по одиночным плаваниям, а не любителя командной игры. Знает более чем прекрасно. Знает, и потому посылает исполнять особо деликатные задачи.