Я ушла так же тихо, как и пришла, ничем не обнаружив своего присутствия. В то время я была еще девственницей, и увиденное смутило мое представление о любовных утехах. Со следующего дня и до конца учебного года я не осмеливалась даже словом перекинуться со своей подругой, а она, наверное, догадавшись о причине охлаждения наших отношений, не решалась спросить меня об этом напрямик. Я стала свидетельницей крутого секса. Что ж, в дальнейшем воспоминания об этой животной сцене много раз вдохновляли меня, когда мне нужно было возбудиться. Вот – все, что я помню о своей бывшей подруге.
(Рукописные заметки от 13/06/2009, написано моей рукой.)
«Ты где? Мы с Люком и Стэном в операторской, проводим общий сбор перед эфиром. Скорей чеши в студию, звезда!»
Эсэмэска от Альбаны привела меня в чувство. По ее совету я быстро спустилась на нужный этаж и обнаружила там напряженное оживление и суматоху, обычные при запуске новой программы. Сам Дэвид почтил своим вниманием нашу команду и явился в студию проконтролировать последние приготовления, что, если судить по испуганному или восхищенному шептанию по углам, представляло собой исключительно редкое событие.
Но меня удивляло и даже тревожило совсем другое, а именно демонстративное отсутствие на площадке Луи. Как мне сказали, с самого утра его никто не видел.
Я, прикидываясь сосредоточенной, как школьница, сделала вид, что смотрю со всей командой вечерний выпуск, якобы чтобы отвлечься, хотя на самом деле мыслями была очень далеко от башни Барле.
Интересно, чем он занимается в настоящее время? Торчит в «Отеле де Шарм»? Прохаживается, прихрамывая, среди груды строительного мусора и отбитой штукатурки, инспектируя ремонтные работы в Особняке Мадемуазель Марс? Или просто лежит на диване у себя дома перед экраном телевизора в ожидании моего позорного провала перед камерой на глазах у достопочтимой публики?
Эта передача в прямом эфире осталась в моей памяти как кошмар, прерываемый иногда натянутым смехом, свидетельствовавшим не о хорошем настроении, а о желании скрыть раздраженное недоумение. Как мне потом рассказала Альбана, я гримасничала и кривлялась, как в пантомиме, что со стороны выглядело смешно и глупо, но все притворились, что находят забавной и вполне уместной мою манеру говорить и держаться перед камерой, а изъясняться внятно и вразумительно мне мешает излишнее напряжение… Конечно, если не обращать внимания на назойливое «ну вот, а сейчас…» с частотой десять раз в минуту.
Текст, подготовленный редакцией, обжигал мне руки, мешал до такой степени, что я не могла от него оторваться и чувствовала себя скованно. Я не слышала и не видела репортажи, транслируемые на экран из операторской, поэтому один или два раза пропустила момент, когда камера включалась на меня, хотя в микрофон, закрепленный у моего уха, Стэн передавал подсказки. Я замечала режиссера только тогда, когда его красная физиономия возникала в двух шагах от меня.
– Дыши глубже и не спеши, это не спринт! – жужжал он мне прямо в ухо. – В таком темпе мы не протянем и получаса. Спокойнее!
За пять минут до конца передачи я заслужила право на паузу, чтобы поправить макияж и сделать пи-пи. Среди запланированных репортажей остался только один, как раз тот, что был включен в программу по инициативе Луи. После него мне осталось только сделать краткое резюме и прочитать на телесуфлере заключительные слова. Этим моя голгофа наконец-то должна была закончиться.
– Все нормально, – подбадривала меня Альбана по дороге в туалет. – Только не нервничай и не торопись. Позволь собеседнику развивать свою мысль столько, сколько ему захочется. В крайнем случае, ты всегда сможешь его прервать, если он будет разглагольствовать не по делу.
Закрывшись в туалетной кабинке, я не смогла выдавить из себя ни капли, несмотря на то что мочевой пузырь был переполнен до отказа. Зато пришлось прикладывать усилия, чтобы подавить сильный приступ рвоты.
Мне не хотелось выходить наружу. Больше никогда и ни за что! Лучше всего – закрыться от всего мира и провести здесь, среди запаха мочи, в тепле и тишине, остаток жизни, в платьице в цветочек, без мужа, без любовника и без зрителей, готовых посмеяться надо мной.
«…Нет, я пришла к этому совершенно случайно, не могу сказать, что это – мой выбор…»
До меня доносились приглушенные обрывки фраз последнего репортажа, ретранслированные громкоговорителем на съемочную площадку:
«Возможно, я покажусь вам нескромным, но, позвольте спросить, а вы испытываете удовольствие, когда занимаетесь сексом с этими мужчинами?» – «Да, конечно, и довольно часто… В конце концов, это не только работа».
В самом деле, для хотелок – это не просто работа. Я могла бы легко это подтвердить.
Я насторожилась, в душе зародился страх и дурные предчувствия. Тем не менее я вышла из туалета, заинтригованная тем, что эта девушка собиралась сказать. Тембр ее голоса, искаженный записью и ретрансляцией, трудно было распознать, хотя отдаленно он мне казался знакомым. Я вошла в операторскую, где с двух десятков экранов на меня смотрело одно и то же лицо в маске. У меня подкосились ноги, меня чуть не вытошнило на спины операторов, согнувшихся над панелью управления звуком.
Я узнала эту маску: точно такую же мне предложил надеть Луи в номере Марии Бонапарт в тот вечер, когда на экране я наблюдала за парочкой, откровенно занимавшейся сексом.
Но более всего меня поразило другое, знакомое мне до боли: непринужденные жесты, каштановые, спадающие на плечи кудри и самое главное – развязная манера выражаться…
«Только не подумайте, что исключительно ради того, чтобы трахнуться! – гнусавил модифицированный техническими средствами голос. – Мы разговариваем о том о сем, рассказываем друг другу о жизни. Иногда у меня даже щемит сердце, и у них, бывает, тоже».
У меня заплетался язык и перехватывало дыхание.
– Соня, скотина… Только не ты, – это единственное, что я смогла сказать. Надеюсь, меня никто не слышал.
У нее кровь отхлынула от лица, она оцепенела от изумления, когда Луи предстал перед нами тогда, в Винсенском лесу. Потом я вспомнила неподдельный интерес с ее стороны и игривую усмешку, когда я посвящала ее в детали того, как Луи день за днем плел для меня сети. Что она тогда сказала? Что хочет с ним познакомиться? «Да! Обожаю таких мужиков!» А как Соня завидовала мне из-за похабных писем «сто-раз-на-дню», она ведь не зря сказала, что ей они подошли бы больше, чем мне.
Одно за другим мои воспоминания срывали маску с лица Сони, и если для всех остальных она оставалась анонимной, я-то ее узнала.
Что за дурацкую комедию она играет со мной? И какой была цена ее предательства? Надеюсь, ей хватило, чтобы перетоптаться до конца месяца. Или она получила наличными небольшую пачку купюр, типа той, что Луи сунул мне в руки тогда, в галерее, или той, что дал мне на расходы, чтобы я приобрела литературку для чтения в эротическом магазине «Ля Мюзардин»? А вдруг – предположение вызвало спазм в горле и укол в сердце – эти двое стали любовниками? Они наверняка, занимаясь сексом, смеялись надо мной и над моей доверчивостью. Представляю, как они, катаясь на постели, без стыда предаваясь любовным играм, потешались, обсуждая мою неловкость неопытной девственницы и старомодные предубеждения наивной гусыни. Что ж, они стоят друг друга в безграничном стремлении к чувственным удовольствиям.