– …Короче говоря, я не хочу вникать в детали, но подозреваю, что иногда там творились отвратительные дела.
Отвратительные?
Я вспомнила о темных махинациях, о которых мне рассказывал Маршадо. Эротические причуды Луи по сравнению с ними выглядели поистине невинными забавами.
– Отвратительные? – я так и подпрыгнула от возмущения. – Ты называешь «отвратительными» порно, которое снимают с несчастными рабынями из восточных стран? И все? Просто «отвратительно»?
Вспышка негодования изумила его, он не нашелся сразу, что мне ответить.
– А что? – наступала я. – Это не более «отвратительно», чем уложить меня в постель с твоим лучшим другом в день нашей первой встречи?
Тут он неожиданно выпустил мою руку. Посмотрев ему в глаза, я поняла, что сказала лишнее. Он втянул голову в плечи, словно желая защититься от обрушившихся на него ударов, но быстро выпрямился, вернувшись к своему обычному состоянию, выпятив грудь, приготовившись, пункт за пунктом, отвергнуть все обвинения.
– Те инвестиционные проекты, о которых ты говоришь, делались без моего ведома.
– Неужели? – мне казалось, что сарказм, заключенный в этих словах, должен пригвоздить его к месту.
– Именно так! Тот, кто от имени группы Барле их задумал и реализовал, уже несколько лет как уволен из компании. Но в жестоком мире финансов такого рода грязные делишки тянутся за тобой шлейфом еще долгие годы, даже если ты сам сделал все, чтобы восстановить свое честное имя.
Его слова меня озадачили, но не убедили окончательно. Он ведь – акула медиабизнеса, искушенный в подобных делах, привычный к вопросам с пристрастием, похлеще, чем те, что задавала я. Наверняка Дэвид решил не сдаваться без боя.
– Можешь проверить, если хочешь. Стефан Делакруа, так его звали, я взял его аналитиком в компанию, а он меня подставил.
– Зачем ему это было делать?
– А ты как думаешь? Извечная конкуренция, знаешь ли. Чтобы втравить меня в грязное дело и довести до суда по обвинению в безнравственности или в сексуальном насилии. Чтобы свалить меня и перекупить группу Барле по низкой цене. Такие вещи происходят едва ли не каждый день, но в газетах об этом почти не пишут.
Действительно, Франсуа Маршадо сам говорил мне о подобных махинациях как-то по телефону, а потом на террасе кафе «Марли». Экономические войны, в них любые средства хороши.
Я задумалась об этом, а Дэвид решил, что я все еще сомневаюсь в его словах, и тогда решил по-своему спровоцировать меня, чтобы заставить реагировать:
– Спроси у Маршадо, если хочешь. Я смотрю, вы стали с ним так близки, что и подумать страшно…
Может быть, в тот вечер, закончившийся в «Отеле де Шарм», Маршадо на свой страх и риск вышел за пределы того, о чем они условились с Дэвидом? Я стала восстанавливать картину произошедшего, событие за событием, с учетом того, что теперь мне стало известно: Франсуа заказывает меня у Ребекки по просьбе Дэвида, Дэвид делает вид, что впервые видит меня и знакомится со мной на приеме, затем он удаляет лишнего сообщника и занимает его место, чтобы очаровать меня. Приняла бы я его предложение встретиться вновь, поддалась бы его чарам, если бы знала, чему, а главное – кому мы обязаны этой якобы случайной встрече?
Предполагалось, что Маршадо уступит место, как только выполнит свою миссию, согласно предварительной договоренности с Дэвидом, но в последний момент он не выдержал и передумал, он уговаривает меня пойти с ним в «Отель…», полагая, что я постесняюсь рассказать об этом приключении своему будущему мужу.
Надо признать, что такая версия вполне правдоподобна. Ведь Дэвид искал себе жену, а не первую попавшуюся шлюху на одну ночь…
Теперь наступила моя очередь взять его за руку, а вслед за этим в безотчетном порыве прижаться к нему. Он был таким же крепким и теплым, как в моих воспоминаниях. Дэвид сменил одеколон, я раньше не помнила у него такого запаха, но именно он, кисловатый и свежий до умопомрачения, окончательно сломил мою волю. Почему же я бросилась в его объятия, в то время как мое сердце стремилось к другому? Чувство вины перед ним? Угрызения совести из-за того, что я считала его чудовищем, в то время как он был совсем не таким уж монстром?
Я с легкостью могла бы простить Дэвиду все грехи, потому что, если разобраться, ему и прощать-то было нечего. И в самом деле, в чем я могу его упрекнуть? В том, что он приложил максимум усилий и изобретательности, чтобы найти меня среди тысяч претенденток? В том, что использовал средства, честно доставшиеся ему по наследству, чтобы сделать свою жизнь красивой и гармоничной, исключив из нее драмы и истерики?
Но что я могла с собой поделать? Бесконечные вопросы, возникающие в голове один за другим, навязчивая идея докопаться до правды, журналистское любопытство, подстрекаемое разоблачениями Ребекки и Луи, – могла ли я действовать иначе? Видимо, нет.
Дэвид, безусловно, самодур по характеру, своенравный холерик, взбалмошный и неуравновешенный человек, способный на все, лишь бы получить желаемую игрушку. Но разве это лишает его права на любящую и нежную жену? Зачем ему женщина, которая из своих дурацких принципов хочет знать о нем всю подноготную?
Да, у него есть темные стороны, но теперь они есть и у меня.
Кажется, именно в этот момент я осознала смысл слов, произнесенных профессором Пласманом в отношении развития болезни мамы: каким бы эффективным ни был американский метод лечения, она все равно скоро умрет.
Может быть, в следующем месяце. Может – через год. А может быть, прямо сегодня. В своей палате, где она сейчас лежит в коме, под облупившимся потолком. И я не смогу справиться с этим одна. Мне нужна опора, чтобы выстоять. Мне нужен Дэвид, на которого я могу рассчитывать, на груди которого смогу спрятаться от горя.
Почувствовав себя теперь такой слабой и беззащитной, я поняла, что без него мне не устоять.
Есть определенные признаки, которые свидетельствуют о том, что перемирие временно, непрочно и предрасполагает к новым кризисам. Мы изучали это в курсе истории в университете, когда проходили Версальский договор, где каждый из участников после подписания не сомневался в том, что в нем уже заложены предпосылки для следующего мирового конфликта.
Однако ни какие-либо зловещие предзнаменования, ни предвестники беды не омрачили последующих часов. Вот это и должно было меня насторожить! Атмосфера беспечности и покоя, воцарившаяся в особняке Дюшенуа, казалась слишком безупречной, чтобы быть реальной. Даже Фелисите, Синус и Косинус, похоже, заключили между собой своего рода молчаливое соглашение, разделив пространство для игр: на первом этаже и в саду веселились оба мопса, а кошечка взяла себе второй.
Статья первая. СЛОЖИТЬ ОРУЖИЕ.
Против ожиданий, Дэвид не отправился к себе в контору. Он быстренько связался с Хлоей по телефону и отдал распоряжения в расчете на то, чтобы его в этот день в башне Барле не ждали. Я сама слышала, как он напомнил своей секретарше, что у него скоро свадьба. У нас свадьба.