Поляк уже знал, что Карстен Роде со своей эскадрой ищет его по всей Балтике. Ему очень не хотелось бы этой встречи. У Голштинца было шесть новых быстроходных флейтов плюс десяток вспомогательных суден рангом пониже. Тогда как у него всего два тяжеловесных когга и четыре пинка, не раз бывавших в боях, а потому сплошь в заплатах. Кроме того, он давно не занимался кренгованием [101] и днища его судов изрядно обросли всякой морской дрянью, а значит, их ходовые качества оставляли желать лучшего.
И только известие, что корсары Роде привели в голодающую от неурожая Нарву захваченные ими семнадцать суден Речи Посполитой с рожью заставило наконец, коронного гетмана дать согласие на эту дорогостоящую операцию, а сейм со «скрипом» выделил необходимую сумму для оснащения эскадры охотников. Впрочем, и городской совет Данцига принял живейшее участие в этом деле, не поскупившись на финансовую поддержку будущих избавителей от каперов Московии.
В конце июня польские корабли, выйдя из Данцига, направились к Борнхольму — основной стоянке русских. Когда остров показался на горизонте, навстречу польской эскадре вышел датский флот, базировавшийся там же. Шедший на флагмане датский адмирал приказал сигналами запросить поляков, что им надо. Две флотилии сошлись в море, а их адмиралы съехались в лодках для переговоров.
Датчанин подтвердил, что суда Карстена Роде были в их порту, но накануне, спешно снявшись с якоря, ушли, взяв курс на Копенгаген. Поляк объявил о полученном приказе преследовать эти суда и уничтожить их. Вежливый и предупредительный датский адмирал вызвался эскортировать поляков во избежание недоразумений в территориальных водах.
Когда эскадры оказались поблизости от гавани Копенгагена, адмирал-датчанин внезапно приказал открыть огонь из всех орудий по полякам, буквально загнав их огнем в порт своей столицы. Здесь корабли Речи Посполитой, как союзные противнику (Дания как раз воевала со Швецией), были немедленно арестованы.
Посаженные под арест поляки в бессильной злобе узнали, как несколько дней спустя в порт вошли два корабля Карстена Роде, нагруженные лучшими товарами с ограбленных купеческих суден. Маневр датского адмирала, как оказалось, был согласован с Голштинцем. Пока поляки шли по его следу, он преспокойно отсиживался в Ренне, и лишь узнав о крахе охоты за ним, прибыл в Копенгаген, чтобы продать добычу, погулять всласть и насладиться унижением врагов.
* * *
Ендриху Асмусу здорово повезло. Фортуна явилась ему в лице Кшиштофа Бобровича. Лейтенант зашел в каюту капитана с бутылкой хлебного вина, когда подготовка к рейду на Борнхольм была в самом разгаре, и Асмус замотался до предела.
— Нашел время! — огрызнулся оторванный от дел Ендрих Асмус.
— А нашел-таки, — невозмутимо ответил Бобрович и плеснул в кружки. — Ты не горячись. Садись. Выпьем, потолкуем...
— О чем?!
— Выпей, выпей, Ендрих. Голова светлее станет. У московитов хлебное вино — как живая вода. Лучше, чем венгерская сливовица.
Подозрительно глядя на своего помощника и старого приятеля, Ендрих Асмус выпил, поморщился и пожевал хлебную корку.
— Ну что там у тебя? — спросил он нетерпеливо. — Выкладывай.
— Вот скажи мне, капитан, зачем нам впрягаться в общий большой воз?
— Что значит — зачем? Это мой замысел, и я обязан...
— Никому ты ничего не обязан, — бесцеремонно перебил его Бобрович. — Гданьские купцы спят и видят капера московитов на виселице. Это им голова Голштинца нужна в гораздо большей мере, чем тебе. Да-да, знаю, что он твой кровный враг! Но лучше не подвергать себя лишней опасности и посмотреть со стороны, как все обернется.
— Ты хочешь, чтобы я труса праздновал?! Не бывать этому!
— Живой лис гораздо приятней выглядит, чем дохлый лев. Ну, посуди сам, какой навар нам со всей этой операции? Сущий мизер. Карстен Роде не дурак. Он свои капиталы уже давно пристроил где-нибудь на стороне. И потом, как мы будем выглядеть в нашем вольном сообществе? Да нас просто заклюют! Любой корсар будет считать своим святым долгом потопить «отступника» Ендриха Асмуса. Да что я тебе об этом говорю! Будто ты сам не знаешь. О нас и так уже пошла нехорошая молва благодаря неудачной попытке захватить в сети Голштинца в Ренне. Но и это не главное. Если ты думаешь, что он сдастся без боя при виде большой эскадры, то глубоко заблуждаешься. Карстен Роде будет драться до последнего. Вспомни, на его кораблях много русских поморов. Это тебе не трусливые наемники из охраны купеческих караванов. Им храбрости и сноровки не занимать.
— Мои люди не хуже!
— Так-то оно так, но я почему-то уверен: наш новоиспеченный адмирал уже решил, какие суда первыми вступят в бой с эскадрой Голштинца. Тебе так сильно хочется скоропостижно отправиться на дно?
Ендрих Асмус было дернулся, намереваясь возразить Кшиштофу Бобровичу, но затем задумался. Он вдруг осознал совершенную правоту лейтенанта. Два дня назад адмирал распорядился установить на его пинках металлические тараны. А это значило, что они предназначались для первого, сокрушительного удара, скорее всего, по флагману, где будет находиться сам Карстен Роде — чтобы сковать того и дать возможность другим польским кораблям расправиться с ним.
В таком случае на пинках можно будет поставить крест. Так же, как и на коггах, потому что без их мощной огневой поддержки небольшие суденышки просто не смогут вплотную приблизиться к флейту Голштинца. Орудия Роде сделают из них кучу дров за короткое время.
— А знаешь, Кшиштоф, ты прав, — наконец нарушил затянувшееся молчание Ендрих Асмус. — Действительно, нам нет никакого резона лезть в эту собачью свалку.
— Вот и я об этом.
— Но как быть? Отступать-то уже поздно.
— А мы отступать и не будем. — Бобрович хитро ухмыльнулся. — Ты сейчас занят разными делами и не знаешь, что в днище нашего флагманского когга во-от такая дырища... — Лейтенант показал ее размер, разведя руки в стороны.
— Ты что такое говоришь?! — всполошился капитан. — Как, где?
— И это еще не все. Второй когг и два пинка без кренгования просто не смогут выйти в море. Ну, ладно, ладно, не бери в голову! Я всего лишь предположил, что такое возможно. Но адмирал-то этого не знает. Когда эскадра должна выйти в море? Понятно... А мы накануне поставим судно на киленбанки и займемся ремонтом. И пусть попробуют упрекнуть нас в чем-нибудь. Что касается дыры в днище, так ведь ее недолго и сделать. Аккуратненько так...
— Ну ты голова, Кшиштоф! — восхитился Ендрих Асмус.
— Насчет головы это ты верно сказал. Она еще мне не надоела. И потом, мы теперь оснащены благодаря затеянной тобой кампании по высшему разряду, притом за счет городского совета Гданьска. Отремонтируемся — и в море. До холодов еще много чего можно успеть...