Book.

…

Результат введения в России протекционистского тарифа С. Витте наглядно демонстрировал в своих «Лекциях…», сравнивая выпуск в 1877 г. с 1897 гг., за эти 20 лет: производство чугуна выросло — в 8,5 раз, стали — в 25 раз, машин — в 3 раза, хлопковых тканей — в 3,5 раза, химическое производство и добыча угля — в 6 раз, нефти — в 24 раза и т. п. Объем внешней торговли России за это время вырос с 983 млн руб. до 1369 млн руб., при этом отрицательный торговый баланс, составлявший до введения протекционизма 80 млн руб., сменился в 1895–1897 гг. на положительный в + 139 млн руб. (в среднем за год) [749].

Все страны, осуществившие переход к протекционистской политике: США — в 1861 г., Австро-Венгрия — в 1874/75 гг., Россия — в 1877 г., Германия — в 1879 г., Испания — в 1886 г., Италия — в 1887 г., Швеция — в 1888 г., Франция — в 1892 г. [750], демонстрировали опережающие темпы экономического и промышленного развития, что подтверждают результаты многочисленных исследований [751]. Например, автор одного из них Д. Ирвин отмечает, что США обычно упоминают как хрестоматийный пример, показывающий, как «крупная» страна может улучшить свои условия торговли и благосостояние путем торговых ограничений [752].

Главным фактором являлось то, что в условиях протекционизма становится выгодным накопление капитала. В результате, например, в Германии объем инвестиций вырос с 8 % в 1851–1860 гг. до 16 % в 1891–1913 гг. В то же самое время, в Великобритании, сохранявшей свободу торговли, этот показатель снизился с 11,5 % в 1860–1869 гг. до 6 % в 1890–1899 гг., что сопровождалось деиндустриализацией страны [753].

Однако деиндустриализация была лишь начальной стадией «английской болезни». Последовавший, по словам Д. Белчема, «рост нерегулируемой экспортной торговли вызвал чрезмерные прибыли крупных капиталистов за счет мелких предпринимателей и эксплуатируемых рабочих, ставших жертвами чрезмерной конкуренции, чрезмерной работы, падающей зарплаты и излишнего применения машин» [754]. Английский историк Д. Григг отмечал, что верхние слои английского общества, составлявшие около 0,5 % населения, жили с необыкновенным размахом и роскошью; и это нарочито-показное поведение богачей еще более подчеркивало тот огромный социальный разрыв, который существовал между богатыми и бедными [755].

Наглядную картину состояния метрополии Британской империи давал в своей статье в нью-йоркском «Индепендент» в январе 1903 г. Д. Мак-Карти: «Работные дома не могут вместить всех голодных, молящих каждый день и каждую ночь о пище и ночлеге. Благотворительные организации уже исчерпали все свои средства, стремясь прокормить вымирающих от голода обитателей чердаков и подвалов в тупиках и закоулках Лондона. Сонмы безработных и голодных денно и нощно осаждают казармы Армии спасения в различных районах Лондона, но дать им пристанище негде и поддержать их силы нечем» [756].

Состояние Англии наглядно характеризует динамика миграции ее населения — как видно из графика, с введением свободы торговли, за исключением десятилетия процветания, англичане активно рванули из своей собственной благодатной страны, и можно считать, что им повезло — было куда.

Динамика эмиграции и темпов естественного прироста в Великобритании, по десятилетиям [757]

По словам Т. Паркера, Англия того времени: «это рай для богатых, чистилище для мудрых и ад для бедняков » [758]. Д. Григг в свою очередь отмечал, что среди англичан самых разных мировоззрений, включая и «патриотов малой родины» (Англии), и приверженцев империализма, в начале XX века усиливалось «чувство национальной дегенерации, ощущение того, что страна прогнила до основания» [759].

…

«Шутники» даже приписывали эти последствия введения свободы торговли желанию Адама Смита, как истинного шотландца, насолить англичанам, за все те беды, которые Англия принесла Шотландии [760].

Американский этап либеральной глобализации начала XXI в. характеризуется теми же симптомами «английской болезни» начала ХХ в. И прежде всего — это деиндустриализация и ориентация на экспорт капитала. Экспорт доллара, как и веком раньше фунта, вытеснил товарный экспорт. В результате уже к концу ХХ в. Америка, как и в начале века Великобритания, имела устойчивый отрицательный внешнеторговый баланс.

…

В начале XXI в. У. Боннер и Э. Уиггин отмечали: «Доллар — самый успешный экспортный товар Америки» [761]. К этому времени 80 % всех находившихся в обращении долларов были на руках у иностранцев [762]. Уже в 2002 г. Америка экспортировала по 1,5 млрд долл. ежедневно [763]. К 2010 г. объемы экспорта этого «товара» удвоились и продолжают расти.

О появлении в США признаков «английской болезни» косвенно свидетельствовал и бывший глава ФРС А. Гринспен: «Цена любого товара или услуги включает в себя стоимость финансовых услуг, связанных с производством, дистрибуцией и маркетингом. Эта стоимость, доля которой в цене существенно увеличилась в последнее время, является источником быстро растущих доходов людей, работающих в финансовой сфере. Рост стоимости финансовых услуг наиболее заметен в США, где, как я уже отмечал, доля ВВП, перетекающая в финансовые институты, включая страховые организации, кардинально выросла за последние десятилетия » [764].

Но еще более показательным симптомом «болезни» является другой пример, приводимый А. Гринспеном: «Мой опыт говорит, что ключевым институтом, обеспечивающим рост, является защищаемое государством право собственности. Отсутствие защиты этого права на государственном уровне серьезно мешает открытой торговле и лишает страну относительного преимущества и всех выгод конкуренции. Люди перестают накапливать капитал, необходимый для экономического роста, если у них нет права собственности на него» [765]. Где же лучше всего в современном мире могут быть защищены права частной собственности? Конечно же в США, но тут происходит парадокс — люди именно в США перестали накапливать капитал. «В Соединенных Штатах, — отмечает сам Гринспен, — как быстро обнаружили иностранцы, сбережения невелики. Наш национальный уровень сбережений составлял всего 13,7 % от ВВП в 2006 году. Это самый низкий показатель среди развитых стран» [766], [767].

Другим не менее ярким выражением обострения «английской болезни» стал рост отрицательного торгового баланса США. А. Гринспен в связи с этим замечает, «до середины 1990-х годов значительные и стабильные торговые дисбалансы наблюдались очень редко» [768]. Однако затем отрицательный баланс стал привычным явлением для США и многих других развитых стран, так же как и для Англии первой половины XX в.

Отношение экспорта к импорту [769]