Т.е. можно сочетать диктатуру в политике и свободу в экономике. И этот режим будет являться образцом неолибертарианской «демократии», например, как режим Пиночета в Чили. Ф. Хайек был под таким сильным впечатлением от А. Пиночета, что призвал М. Тэтчер взять за образец эту южноамериканскую страну для проведения аналогичных реформ [1291]. М. Фридман в свою очередь уговаривал президента Р. Никсона последовать примеру Пиночета [1292]. Однако попытки апостолов неолиберализма навязать чилийский «передовой опыт» Великобритании и США тогда не удались. Зато они имеют наглядные примеры воплощения в истории: идеи Ф. Хаека и М. Фридмана в полной мере были реализованы в 1920-х г. в Италии, где Б. Муссолини, так разъяснял цель установления им фашистской диктатуры : «Укрепление государства политического, всесторонняя демобилизация (либерализация) государства экономического» [1293].
…
Национал-социализм Гитлера и неолиберализм Хайека на деле являлись лишь разными стадиями реализации одной и той же неолиберальной доктрины. М. Хоркхаймер в связи с этим замечал, что: «Тоталитарный режим есть не что иное, как его предшественник — буржуазно-демократический порядок, вдруг потерявший свои украшения». По словам другого немецкого философа Г. Маркузе: «Превращение либерального государства в тоталитарное произошло в лоне одного и того же социального порядка. Именно либерализм «вынул» из себя тоталитарное государство как свое собственное воплощение на высшей ступени развития». Муссолини, Гитлер, Пиночет по своей роли, служили лишь наемными управляющими, на что указывал еще Дж. Бёрнем в 1940 г. в своей книге «Революция менеджеров», истинными протагонистами фашизма являются идеологи неолиберализма, такие как Ф. Хайек, М. Фридман и т. п. Реализация их идей, в конечном итоге, неизбежно и неотвратимо приводит общество к фашизму.
Чем отличалась диктатура А. Пиночета от диктатуры Б. Муссолини? По большому счету только уровнем индустриального развития Чили и Италии и состоянием внешних рынков. Итоги правления Пиночета предопределил начавшийся рост мировой экономики, а Муссолини — сползание мира в Великую Депрессию.
Несмотря на всю схожесть ситуации между Германией начала 1930-х гг. и современной Америкой, существующие различия, по-видимому, сделают невозможным повторение Соединенными Штатами опыта Европы. Фашизм начала ХХ в. имел в своей основе национальную идею, которая сегодня в США размыта потоками иммигрантов. У американцев ввиду их двухпартийной организации нет и настоящей политически оформленной социальной идеи. У них не остается ничего, кроме их собственного радикализованного индивидуализма, что в условиях кризиса, очевидно, не позволит сформироваться какой-либо общенациональной объединяющей идее.
Вследствие этого дальнейшее углубление кризиса приведет к распаду государства. Причина этого заключается в том, что критическое снижение экономического потенциала общества неизбежно ведет к переходу на более низкий уровень развития. Для современных постиндустриальных стран, где индустриальный и сырьевой сектора занимают незначительное место, переход на более низкий энергетический уровень означает распад государства, на образования способные обеспечить свое выживание на более низком экономическом и политическом уровне.
Набирающие силу процессы дезинтеграции можно наблюдать уже в наше время. По словам генерального секретаря ООН Б. Бутрос-Гали: «Сегодня мы живем посреди всемирной революции. Планета зажата в тисках двух мощнейших противодействующих сил: глобализации и дезинтеграции… История показывает, что застигнутые революционными преобразованиями редко понимают их конечный смысл» [1294]. О том, какие масштабы могут принять эти революционные преобразования, предупреждал в свое время Комитет по международным отношениям американского сената госсекретарь США У. Кристофер: «Если мы не найдем способа заставить различные этнические группы жить в одной стране… то вместо нынешних сотни с лишним государств мы будем иметь 5000 стран» [1295]. Если в 1914 г. в Европе было 17 государств, в 1922 г. — 24, то в 2000 г. — 44 государства. Экономическая несамодостаточность большинства этих государств вынудит их постоянно враждовать между собой за ресурсы развития.
Но это будет только началом, параллельно с ослаблением государства будут набирать силу анархические тенденции. Возможности поддержания стабильной власти будут все более сокращаться, ограничиваясь лишь отдельными защищенными «островками стабильности», окруженными все более расширяющимся морем хаоса и анархии.
…
Вот, например, как представляет эти «островки» автор книги «2037 — наши будни в будущем» Б. Гебхардт, по мнению которой, через 25 лет Германия будет процветать, работу, свободное время и семейную жизнь будет проще совмещать. Здоровый образ жизни станет нормой. Роботы облегчат уход за престарелыми, они будут выполнять тяжелую работу и т. п. Однако счастье не для всех, а только для тех, кто будет проживать в «закрытых зонах» — охраняемых огражденных районах. Таким образом, более благополучные граждане смогут отделиться от неудачников — число которых значительно возрастет. Но положение и тех, кто окажется среди счастливчиков также не дает поводов для особой зависти. Это будут люди, не имеющие постоянной работы, которые вследствие обострения конкуренции будут вынуждены сидеть на психотропных препаратах для повышения работоспособности и настроения. Работа до конца жизни станет для них нормой [1296].
При этом Б. Гебхардт подчеркивает, что старалась сосредоточиться на позитиве и показать шансы, которые откроются человечеству в будущем. Но эта «островная модель» лишь на другом уровне воспроизводит существующую модель развития, что неизбежно приведет к тем же результатам — т. е. дальнейшему и все ускоряющемуся истощению ресурсов экономического развития и прогрессирующему росту социального неравенства. Затухание экономических стимулов, на фоне истощающихся ресурсов развития приведет к «схлопыванию цивилизации ». Численность населения сократится в десятки раз, не только высокие, но даже основные технологии будут утеряны, и человечество в течении всего нескольких поколений вернется на первобытный уровень.
Именно такой сценарий развития событий рисует В. Пономаренко в своей книге «Проблема 2033», появившейся в 2001 г.: «На месте 8–9 млрд людей, которые будут жить через 25–30 лет, останется не более 500 млн, оставленных нашими стараниями на почти бесплодной Земле с отравленной водой и атмосферой. Крах человечества ожидается около 2030 г.». «У людей был шанс построить уютный дом на Земле. Он был использован по-варварски. Другого шанса не будет. Тех циклов, о которых говорили Спенсер, Шпенглер, Сорокин и Тойнби у глобальной промышленной цивилизации не будет. Она появилась на Земле впервые и исчезнет навсегда. Экспоненциальный рост сменится экспоненциальным распадом» [1297]. По мнению футуролога Дж. Нэсбитта, индустриальная эпоха и ее массовое благоденствие в конце концов станут не более чем «эпизодической вспышкой на экране истории экономики» [1298].
Подобные прогнозы апокалипсического будущего, начиная с Римского клуба, строятся на исчерпании природных ресурсов планеты. Но дело не только в ресурсах, и вернее даже не столько в них, а в человеческой энергии, преобразование которой и является основной движущей силой капитализма [1299] . Источники этой энергии, которые обеспечивали развитие человечества на протяжении четырех последних столетий, подходят к концу, и при сохранении существующей модели это неизбежно приведет к «схлопыванию экономики». В результате человечество может уничтожить себя само даже при избытке природных ресурсов [1300] .