Book.

Иностранные инвестиции в начале XX века, в млрд. долл.

Более высокие темпы промышленного развития конкурентов объяснялись тем, что в то время как Великобритания предпочитала получать гигантские прибыли от мировой торговли и экспорта капитала [59] , Германия и Соединенные Штаты вкладывали ресурсы в совершение второго технологического переворота, пришедшегося на конец XIX в. В результате хронического недофинансирования английская промышленность все больше отставала от конкурентов. Особенно страдали старые, традиционные отрасли английской промышленности — угольная, текстильная, судостроительная. К началу 1920-х гг. в Англии было механизировано только 20% добычи угля, в то время как в США — 70%, многие текстильные фабрики в Англии работали на безнадежно устаревшем оборудовании 40–50-летней давности {560}. Техническое отставание приводило к снижению конкурентоспособности английского экспорта, и как следствие к вытеснению Британии с рынков сбыта, и спаду промышленного производства.

Дж. Лондон в начале XX в. после посещения Англии размышлял о социальных последствиях этих тенденций: «Представим себе, что Германия, Япония и Соединенные Штаты захватят мировые рынки железа, угля и текстиля, — немедленно сотни тысяч английских рабочих окажутся выброшенными за борт, кое-кто из них эмигрирует за границу, но большинство бросится в другие отрасли промышленности и вызовет общее потрясение сверху донизу. Для установления равновесия на дно Бездны будут сброшены сотни тысяч новых «непригодных»…» {561}.

Правящие круги Британии не были слепы и, видя грозящую угрозу, искали меры борьбы с ней. Уже Дизраэли высказал мысль, что решение социальных проблем лежит не только во внутренней политике государства, но и во внешней экспансии. Возвращение к политике империализма началась во времена именно его премьерства. В 1895 г. Сесиль Роде говорил журналисту Стэнду: «Я посетил вчера одно собрание безработных. Когда я послушал там дикие речи, которые были сплошным криком: «Хлеба, хлеба!» — я, идя домой и размышляя об увиденном, убедился более чем прежде в важности империализма. Мы должны завладеть новыми землями для помещения избытка населения, для приобретения новых областей сбыта товаров, производимых на фабриках и в рудниках. Империя есть вопрос желудка. Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами»… {562}.

Определение последнему дал английский экономист Дж. Гобсон в 1902 г. в своей книге «Империализм», в которой отмечал, что все рынки мира уже распределены между великими державами и мир нуждался в перераспределении. Гобсон утверждал, что капитализм перерос в империализм {563}. О том давлении, который испытывал мировой рынок, говорит тот факт, что с 1815 г. по 1914 г. объем совокупного экспорта стран одной только Европы вырос почти в 40 раз {564}.

Передел мира начнется с торговых войн. В начале XX в. Великобритания, владея монополией на мировую торговлю, еще оставалась верна своим принципам laise faire, свободы торговли — фритрейда, обеспечивавших ее процветание последние полвека. В то же время ее конкуренты и прежде всего Германия и США, развивая свою промышленность, ограждали внутренний рынок мощной стеной таможенных тарифов. Протекционизм скоро принес свои плоды: «При правлении императора Вильгельма II… Германия вторглась на мировой рынок, германская промышленность и торговля достигли такого расцвета, который раньше никто не мог себе вообразить, а Англия понесла огромные потери во внешнеторговой сфере. Ее торговый оборот уменьшается и в длительной перспективе, — утверждал в те годы шведский экономист Г. Кассель, — Англия не сможет удержаться без отказа от фритредерства» {565}.

Действительно вскоре Джозеф Чемберлен предложил создать британский таможенный союз. В апреле 1902 г. «Великий Джо» заявлял: «Тарифы! В этом суть политики будущего, и ближайшего будущего» {566}. Чемберлен предлагал ввести протекционистские меры сразу для всей Британской империи, обеспечив ее участникам льготные тарифы — преференции. Чемберлен утверждал, что эта система даст возможность английской экономике достичь нового, невиданного ранее расцвета {567}. И Британия даже начнет движение в этом направлении. Так, некоторые законы представителя либеральной партии — Ллойд Джорджа, о коммерческом судоходстве 1906 г. и патентный закон 1907 г. оппозиция назовет «протекционизмом в голом виде» {568}. Тем не менее, имперские преференции не были введены. Великобритания предпочла сохранить свою монополию на мировую торговлю.

Британская торговая монополия буквально затыкала кипящий котел бурного экономического роста Германии. Сотрудник русского Генерального штаба А. Вандам, как и многие другие в 1913 г. видел конфликт неизбежным из-за «тиранически господствующих на море и необычайно искусных в жизненной борьбе англичан» {569}. Промышленность Германии производила больше, чем страна могла потребить. Но на пути к заморским колониям и рынкам Азии и Африки стояла морская империя. Не имея возможности конкурировать с Великобританией и другими европейскими колониальными империями за морями, немцы стали развивать свою экономическую экспансию в глубь материка, и прежде все в юго-восточном направлении. И здесь их интересы вплотную столкнулись с интересами России, в славянских Балканах, и турецких проливах.

Правда Берлин пока еще воспринимал отсталую Россию не как конкурента, а как объект экономической экспансии. Отражением этих взглядов стал кабальный торговый договор, который в 1904 г. Вильгельм II навязал Николаю II. В Россию хлынул поток товаров из Германии, более половины российского импорта было германского происхождения. Договор закончился в 1914 г., и Россия отказалась продлять его. На пути немецких товаров опустился пограничный шлагбаум российских протекционистских тарифов. Мало того, Россия вступив на путь индустриализации стремительно, на глазах сама превращалась в грозного конкурента. У кипящей от перепроизводства Германии не было выбора…

Наглядное представление о тенденциях и условиях формирования германской внешней политики, давал немецкий дипломат Г. фон Дирксен, в своем сравнении схожих черт в развитии Германии и Японии: «После того, как… «Черные Корабли» эскадры адмирала Перри вынудили Японию открыть ворота для вторжения западных наций… ей пришлось столкнуться с альтернативой: или быть низведенной до уровня полуколониального и зависимого государства типа Турции или Китая, или же принять вызов и проложить свой путь наверх, пробиться к статусу суверенного современного государства, способного противостоять иностранному влиянию.