В защиту М. Нормана выступили Дж. П. Морган, министр финансов Меллон и ряд чиновников Федеральной резервной системы {641}. Основной партнер Моргана Р. Леффингвелл еще в 1923 г. заявлял, что: «продаст последнюю рубашку, чтобы помочь англичанам в беде… Можно ли представить себе картину более обнадеживающую, чем Англия и Америка, объединяющие усилия в борьбе за честные деньги?» {642}. А Дж. П. Морган предупредит Нормана в декабре 1924 г., что вековой авторитет Великобритании вылетит в трубу, если она не осуществит восстановление золотого стандарта {643}.
Б. Стронг же, оказывая помощь «европейскому сородичу», очевидно, руководствовался не столь заботой о родственных британцах, сколь собственными чисто прагматичными интересами. Этот вывод можно сделать из его заявления 1924 г. в поддержку М. Нормана: «Проволочки с нарушением золотого стандарта в Британии могут привести к «длительным неурядицам, серьезность которых трудно даже представить… Это может побудить всех тех, кто предлагает новые чудодейственные лекарства не на основе золотого стандарта, попытаться продать свой товар» {644}. Стронга беспокоило то, что ослабленные войной европейские валюты, отказавшиеся от золотого стандарта, повышали конкурентоспособность европейских товаров, по сравнению с американскими. И американцы бросились на спасение золотого стандарта своего главного торгового конкурента.
В Англии наиболее ревностным сторонником введения золотого стандарта был У. Черчилль. В ответ на один из его пассажей Дж. Кейнс направил М. Норману свою знаменитую записку — «Churchill's Exercise», в которой утверждал, что «золотой резерв и золотой стандарт являются, по сути дела, пережитками начальной и переходной стадий развития финансов и кредита». В качестве радикального средства предлагалось не возвращаться к золотому стандарту, а вместо этого отправить в Нью-Йорк 100 млн. фунтов стерлингов золотом в уплату долга, накопившегося за время войны, и вызвать тем самым инфляцию в США {645}. Но У. Черчилль был непреклонен: «Если английский фунт не станет вновь стандартом, известным каждому и пользующимся доверием… в бизнесе не только Британской империи, но и во всей Европе вместо фунта стерлингов будет использоваться доллар. Мне кажется это было бы очень печально» {646}. Введение золотого стандарта давало и вполне материальные дивиденды держателям английских фунтов. Их легкие деньги внезапно тяжели (повышались в цене) по отношению к другим валютам.
Золотой стандарт Великобритания установила в 1925 г. по довоенному курсу фунта стерлингов [65] . Между тем инфляция за время войны повысила цены в Англии втрое, и даже в 1925 г. они оставались вдвое выше, чем в 1914 г. В США за время войны цены только удвоились, а к 1921 г. их уровень превышал довоенный только на 40% {647}. В результате искусственно накачанный капиталами «золотой» британский фунт стал на 12% «сильнее» доллара {648}.
Введение золотого стандарта подорвало британский экспорт лучше любой таможенной блокады. Британские работодатели для сохранения цен и как следствие своих позиций на мировом рынке были вынуждены пойти на очередное после 1921–1922 гг. резкое снижение заработной платы, что привело к очередному социальному взрыву и общенациональной забастовке {649}. Социальные волнения закончилось победой работодателей, но победа не смогла восстановить рост экспорта. Англия перешла к мобилизационной политике — закон о бюджете и экономии предусматривал снижение правительственных расходов на 70 млн. фунтов стерлингов и увеличение налогов на 86 млн. фунтов. Чтобы привлечь стерлинговые вклады иностранцев, учетная ставка Английского банка была вновь резко поднята с 2,5 до 6%. Сочетание высоких налогов, сокращения затрат и высокой процентной ставки оказалось губительным. Экономические показатели падали, а безработица выросла еще больше, что привело к снижению налоговых поступлений. В итоге правительство осталось с еще большим дефицитом, чем предсказывали эксперты {650}.
Тем не менее, борьба М. Нормана за «золотой» фунт оказалась не напрасной — восстановление золотого стандарта обеспечило возвращение фунту положения мировой валюты. Более тридцати стран последовали примеру Британии, а лондонский Сити вновь стал мировым клиринговым центром {651}. Норман оказал давления на центральные банки, привязанные к Английскому банку, заставляя их держать часть резервов в фунтах стерлингов; теперь Лондон мог инвестировать фунты от имени связанных с ним банков {652}. Роль фунта, как мировой валюты, создавала Лондону условия для успешного экспорта капитала. Последнее имело принципиальное значение, поскольку экспорт капитала значил для Британии куда больше, чем товарный экспорт.
Однако недостаточное золотое обеспечение создавало серьезные проблемы, борьба за фунт только начиналась:
Легкие валюты бегут в сторону сильных, и в Британию хлынул поток европейского капитала, главным образом из Франции. Французский банк увеличил суммы своего кредита в Сити — с 5 млн. фунтов стерлингов в ноябре 1926 г. до 160 млн. фунтов в мае 1927 г. {653}. Эти деньги Французский банк мог отозвать в любой момент, что представляло серьезную угрозу золотому запасу Британии. Мало того, позиции Французского банка неуклонно укреплялись по сравнению с Английским банком. Если в 1926 г. объемы их золотых запасов были примерно равны, то в 1929 г. золотой запас французов превысил британский вдвое, а два года спустя — в 5 раз {654}. В свою очередь, американские кредиты Германии к 1928 г. почти сравняли ее золотой запас с британским {655}. В результате денежный поток мог в любое время развернуться с ослабевающего фунта в сторону усиливавшихся франка и марки. Европейские банкиры уже начинали сомневаться в платежеспособности фунта.
Нервозности им добавляли «… слухи, — которые осенью 1926 г., — говорили, что некие «спекулянты из Берлина» одалживают фунты в Лондоне и продают их за франки. Париж размещал фунты в Лондоне, а этот последний снова их одалживал и так далее» {656}. Аналогичные события происходили в Германии в 1924–1929 гг., когда значительная доля иностранных денег, принимавшаяся лондонскими банками, неизменно переводилась в Германию, в количествах, превышавших ресурсы банков {657}.