Со временем милитаристские войны уступили место торговым. Автор доктрины laissez-faire Д'Аржансон в 1751 г. говоря о них [81] восклицал: «О ненавистное нежелание достичь величия не иначе, чем путем унижения соседей!» {805}. Фундаментальность этого принципа полтора века спустя подчеркнет один из творцов Версальского мира премьер-министр Франции Клемансо: «Национальности это реальная вещь… Процветание нации… достигается в основном за счет соседей» {806}.
Однако непрерывные войны с сопоставимыми соперниками в итоге приводили к разорению не только проигравших, но и победителей. На счастье Европы страны, имевшие выход к морю, быстро нашли другой объект экспансии — дикие заморские колонии, «освоение» которых стоило гораздо дешевле, а прибыли приносило во много раз больше, чем война с соседом.
Правда далеко не все страны Европы имели доступ побережью и возможности для колониальной экспансии. Для них война друг с другом становилась смыслом существования. Эти страны были обречены без конца грызть глотки друг другу, разоряясь и деградируя. Они деградировали бы и без войн, поскольку не обладали экономической самодостаточностью для собственного развития.
От самоуничтожения эти страны спасли континентальные империи, которые силой принудили грызунов к миру, обеспечивая тем самым их и собственное развитие. Английский журналист С. Джонсон в конце XVIII в. образно отмечал этот факт словами: «Самый прекрасный вид для шотландца открывается с большой дороги ведущей в Англию» {807}. Континентальная империя давала возможности для самореализации и развития представителям всех национальностей входящих в ее орбиту. Континентальные европейские империи по своей сути являлись цивилизационными государствами [82] . Иначе было с морскими империями, для них все, что лежало за пределами метрополии, становилось прежде всего объектом эксплуатации по национальному признаку.
Идее национализма противопоставлялся, с одной стороны, общечеловеческий принцип, утверждая который, Карамзин говорил: «Все народное ничто перед человеческим. Главное дело быть людьми, а не славянами. Что хорошо для людей, то не может быть дурно для русских, и что англичане или немцы изобрели для пользы, выгоды человека, то мое, ибо я человек» {808}. С другой стороны — индивидуалистический, который в изложении такого апологета либерализма, как К. Поппер, звучал следующим образом: «Национализм взывает к нашим племенным инстинктам, к страстям и предрассудкам, к нашему ностальгическому желанию освободить себя от груза индивидуальной ответственности» {809}.
Однако ни одна из Великих Либеральных Демократий никогда не отказывалась от национализма, наоборот провозглашала национализм принципом своего существования. Например, бывший премьер-министр Великобритании М. Тэтчер не теоретик, а практик радикального либерализма отмечала, что именно единство британской нации, было фундаментальной основой процветания Великобритании {810}. На разницу в трактовке самого термина указывал главный обвинитель от США на Нюрнбергском процессе Джексон: фашистская партия «апеллировала к национализму, который, когда это касается нас самих, мы называем патриотизмом, а в отношении наших противников — шовинизмом» {811}.
Прогрессивную сущность национализма раскрывал Дж. М. Кейнс указывавший, что «общество живет не для мелких повседневных удовольствий, а для процветания и будущего своей нации, т.е. для обеспечения прогресса» {812}. Тем же самым обеспечивается фундаментальное для капитализма наследственное право, когда родители создают капитал ради процветания своих потомков. Разрушение национальных, культурных границ неизбежно вело к отрыву от исторических корней и размыванию понимания того ради чего живет данное общество и сам человек. С экономической точки зрения национализм обеспечивал метрополии достаточную концентрацию капитала необходимого для развития, что наряду с обостренной конкуренцией национальных государств Европы обеспечило их более быстрый прогресс (по сравнению, например, с огромным единым Китаем, находящимся в сходных природно-климатических условиях) [83] .
Однако далеко не все народы по географическим, климатическим и прочим причинам могут создать самостоятельные полноценные цивилизации, т.е. обеспечить внесение своего вклада в развитие человечества [84] . Если же национальным элитам этих народов все же удается добиться «независимости», то зачастую это достигается за счет снижения экономического и политического потенциала, и ослабления цивилизационных государств. Ц. Михальский демонстрировал эту зависимость на примере своей страны: «Польша меньше Франции, Германии, не говоря уже о Китае или России. Полякам не обязательно быть народом историческим, так пусть они тогда будут, по крайней мере, европейским народом, а не только европейским паразитом» {813}.