Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером | Страница: 81

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Он сказал: — Я убежденный республиканец. Национализм, как таковой чужд нашему народу. Но мы должны стать националистами. Нужно запретить всякий импорт, кроме резины, кофе и еще одного или двух необходимых товаров, и продавать все, что только можно, за границу, а своих людей вооружать и обучать военному делу. Я заметил на это: — Значит, по-вашему, выходит, что весь мир должен вооружиться до зубов, а потом либо уничтожить все оружие, потому что оно устарело, либо начать кровавую войну, чтобы как-то использовать это оружие? Он помолчал немного, но потом снова заговорил: Да, это борьба за существование, в которой выживают наиболее приспособленные. Нет, — возразил я. — Это уничтожение цивилизованных народов, в процессе которого выживают наименее приспособленные… он остался при своем мнении, доказывал, что Соединенные Штаты должны вооружить всю Европу, и резко протестовал против снижения таможенных тарифов. Я знаю, что подобной точки зрения придерживаются многие видные промышленники во всех странах: Дюпоны в Соединенных Штатах, Круппы и Тиссены в Германии, члены концерна «Армстронг-Виккерс» в Англии и фирма «Шнейдер-Крезо» во Франции. Так говорит и Муссолини, которого Хэссен считает великим государственным деятелем» {1025}.

То, что это было не единичное мнение частного лица У. Додда убедила его поездка в США в июле 1936 г.: «Редакторы газет — крупные предприниматели, считающие высокие тарифы благодатью, по-прежнему придерживаются мнения, что на внешних рынках они могут продавать много, а покупать мало, каждая мало-мальски крупная газета откровенно враждебна Рузвельту и не позволит говорить о нем что-либо хорошее… всего несколько (газет) во всей стране, опубликовали мои предостережения о грозящей опасности» {1026}. Мало того госсекретарь Хэлл заявил, что даже президент не может открыто высказать то, «что мы с вами считаем правдой о нелепостях тарифной политики. Народ настроен теперь протекционистски» {1027}.

В ноябре того же года У. Додд приводил слова богатого американского немца: «Я потерял свой внешний рынок, но я очень занят поставками для немецкой армии. Когда вооружение будет завершено, мне придется закрыть завод и уволить рабочих. Я заметил: — Это должно быть очень неприятно. — Да, — ответил он, — но наша система не дает иных возможностей. Он не стал продолжать разговора на эту тему, но я убежден, что в действительности он не осуждает экономический национализм, целью которого является война» {1028}.

Германия тем временем с все нарастающей скоростью катилась в пропасть. В феврале 1935 г. Нейрат «откровенно говорил о тяжелом экономическом и политическом положении Германии, заметив, что страна долго не выдержит, если не оживится международная торговля» {1029}. Спустя месяц У. Додд сообщал госсекретарю «факты, свидетельствующие об угрозе войны; нацистское правительство ведет себя агрессивно. Ответственное или, вернее, безответственное трио в составе Гитлера, Геринга и Геббельса… способно на любое безрассудство… Стоящая перед ними экономическая дилемма может ускорить войну как возможный выход из трудного положения» {1030}.

Осенью 1934 г. Я. Шахт еще надеялся на благоприятный исход: «Мы вынуждены вооружаться… партия Гитлера полна решимости начать войну, народ тоже готов к войне и хочет ее… Но мы намерены выждать лет десять. А тогда, быть может, нам удастся и совсем избежать войны» {1031}. Однако к весне 1935 г. Германия уже перешла предел упругого сопротивления. Единственный возможный пример «выхода из трудного положения» давала Италия. В мае 1935 г., накануне агрессии Муссолини в Эфиопию, Нейрат отмечал: Италия «находится в очень опасном положении, она вооружена до зубов, по уши в долгах и не имеет рынков положение совершенно аналогичное тому, в котором Германия сама окажется к 1937 году… Муссолини не может распустить свой миллион солдат, не вызвав в стране чудовищной безработицы; он не может продолжать вооружаться, не придя к банкротству… Он так все это обрисовал, что я не могу отделаться от мысли, что и Германия даже сейчас находится в подобном же положении, хотя долги ее не так угрожающи, как у Италии, а непосредственной угрозы войны пока нет» {1032}.

Финансово-экономическое положение Италии в то время описывал Э. Генри: «Итальянский капитализм просто-напросто в финансовом отношении не может дольше выдержать недостаток основного сырья и необходимость покупать его за границей: это грозит ему несостоятельностью. Еще в 1921 г. Италия ввозила в два раза больше, чем она вывозила: на 17 млрд. лир импорта приходилось 8,3 млрд. лир экспорта… За последние 15 лет (с 1920 по 1934 г.) Италия уплатила за свой импорт на 86 миллиардов лир больше, чем выручила за экспорт. Это катастрофическая цифра для страны с 42-миллионным населением, страны, все еще остающейся в значительной степени аграрной…» {1033}.

«На помощь банкам со своими бесчисленными миллиардами приходит государство. Задолженность Италии вырастает с 88 млрд. лир в 1930 г. до 104 млрд. лир в 1934 г., одна сумма процентов достигает 5 млрд. лир, в то время как бюджетный дефицит составляет 3–4 млрд. лир; золотой запас падает с 11 млрд. лир в 1928 г. до 6 млрд. в 1934 г., покрытие банкнот снижается до 46%, и итальянская валюта подвергается постоянной опасности. Все эти цифры отражают положение до абиссинской кампании (потребовавшей около 200 млн. фунтов стерлингов добавочных военных расходов 1935–1936 гг.). За пять лет — с 1929 по 1933 г. — в Италии произошло 100 тыс. банкротств. Фашизм отчаянно пытается переложить это бремя, насколько это возможно, на плечи трудящихся; налоги достигают «крайних пределов» (заявление самого Муссолини), государство и корпорации систематически уменьшают заработную плату (на 45–50% с 1927 г.), мелкие крестьяне и фермеры-арендаторы обречены на разорение» {1034}.

Спустя месяц после разговора с Нейратом, в июне 1935 г. У. Додд докладывал в Вашингтон: «Население Германии проходит усиленную военную подготовку, государственный долг страны непрерывно растет, как и государственный долг Италии; Польский коридор и Австрия в любое время могут подвергнуться агрессии» {1035}. В те же дни американский посол записывал: «В Германии, да и, пожалуй, во всей Европе вряд ли найдется такой умный человек, как этот «экономический диктатор» [Шахт)… Его жена говорит, что их положение напоминает положение пассажиров поезда, который «мчится на полной скорости к тупику»» {1036}. Геринг уже требовал «сократить потребление масла и мяса, чтобы увеличить производство пушек», «немцы должны затянуть пояса, чтобы сэкономить средства на вооружение…» {1037}.