В декабре 1933 г. на Лейпцигском процессе он заявлял: «…кто не хочет быть наковальней, тот должен быть молотом! Эту истину германский рабочий класс в целом не понял ни в 1918, ни в 1923 годах, ни 20 июля 1932 года, ни в январе 1933 года. Виноваты в этом социал-демократические вожди…»1183. А уже в феврале-апреле-июле 1934 г. в диалоге со Сталиным Димитров настаивает на сотрудничестве с социал-демократами. Дмитров: «…почему в решительный момент миллионные массы идут не с нами, а с социал-демократией или, скажем, как в Германии, с национал-социализмом?» Димитров полагал, что главная причина кроется в огульной классификации социал-демократии, как «социал-фашизма», как «главной социальной опоры буржуазии», как «главной опасности» и в «неправильном подходе к европейским рабочим». Сталин в ответ подтвердил справедливость коминтерновских лозунгов, причина же того, что компартии не могут завоевать на свою сторону большинство европейских рабочих, по его мнению, вытекала из исторических предпосылок, приведших к связи европейских рабочих масс с буржуазной демократией1184.
Несмотря на скептицизм в отношении социал-демократов, Сталин попытался использовать последний шанс в борьбе против фашизма. Поворот в стратегии Коминтерна был закреплен на первом и последнем с 1928 г., конгрессе собравшемся в 1935 г. Ключевым стал доклад Димитрова «Наступление фашизма и задачи Коммунистического Интернационала в борьбе за единство рабочего класса против фашизма». Димитров заявил, что в новых условиях настала пора коммунистам защищать буржуазную демократию: «Сейчас трудящимся массам в ряде капиталистических стран приходится выбирать не между пролетарской диктатурой и буржуазной демократией, а между буржуазной демократией и фашизмом»1185. Изменение политики Коминтерна дало основание французскому поверенном в делах в Москве Ж. Пайяру в своем отчете в 1935 г. утверждать, что советское правительство вовсе не заинтересовано в мировой революции, а Коминтерн находится на последнем издыхании1186. Новая политика Коминтерна стала базой для поддержки объединенных с социал-демократами «Народных фронтов» в странах Европы. В итоге в 1936 г. один из лидеров Социалистического интернационала О. Бауэр заявил коммунисту Э. Фишеру: «Союз демократических рабочих партий с Советским Союзом не только стал возможным, он исторически необходим»1187.
Переориентация политики Коминтерна привела к его расколу и объединению крайне левых, сторонников Троцкого, боровшихся за «мировую революцию», в свой — IV Интернационал. Особенно ярко конфликт между двумя коммунистическими течениями проявился в Испании, где, по словам Дж. Оруэлла, сражавшегося в троцкистском подразделении ПОУМ, речь «шла о борьбе за власть между Коминтерном и испанскими левыми (троцкистскими) партиями, а также о стремлениях русского правительства не допустить настоящей революции в Испании»1188. В СССР в те же годы начались массовые сталинские репрессии против троцкистов и сторонников «мировой революции».
Фактическая поддержка Англией и Францией фашизма в Испании и последовавший Мюнхенский сговор привели к новой радикализации политики Коминтерна. Ж. Пайяр в ноябре 1938 г. высказал сожаление о манифесте Коминтерна, призывавшем к свержению французского и британского правительств, и вручил его текст Литвинову. Нарком прочел бумагу и предложил исправить в ней ошибку: манифесту следовало призывать к свержению «правительств предательства и измены». «Я заметил Пайяру, — писал Литвинов — что если правительства Чемберлена и Даладье идентифицируют себя с данной в манифесте характеристикой, то они могут быть в претензии на Коминтерн. Мы, однако, за Коминтерн не отвечаем»1189.
В 1939 г. СССР сам заключил пакт с Германией, что означало коренное изменение политики Советской России по отношению к фашизму и требовало соответствующего объяснения. И 22 августа, накануне подписания пакта, Исполком Коминтерна выступил с заявлением, в котором говорилось, что пакт о ненападении… действует в защиту всеобщего мира… Этим СССР срывает планы буржуазных, реакционных кругов… стремящихся направить агрессию против страны социализма… СССР разъединяет агрессоров, освобождает себе руки против агрессии Японии и в деле помощи китайскому народу. Наконец, переговоры с Германией могут понудить правительства Англии и Франции перейти от пустых разговоров к скорейшему заключению пакта с СССР. Заявление заканчивалось указанием «на необходимость продолжать с еще большей энергией борьбу против агрессоров, в особенности против германского фашизма».
Эта линия Исполкома Коминтерна была активно поддержана коммунистическими партиями стран Запада. После нападения Германии на Польшу компартии Франции, Англии, США, Бельгии, Голландии, Дании, Швейцарии поддержали объявление Англией и Францией войны Германии. Особенно важное значение имела позиция влиятельной Французской компартии. Парламентская группа ФКП голосовала за военные кредиты и заявила о «непоколебимой решимости всех коммунистов стать в первые ряды сопротивления агрессии гитлеровского фашизма». Часть членов руководства ФКП, включая Мориса Тореза, вступила в ряды французской армии1190.
Однако правительства Англии и Франции не спешили как вступать в войну, так и заключать пакт с СССР. Наоборот, на Западе началась «странная война». В соответствии с этим изменилось и отношение Сталина к политике Коминтерна. Новый курс Сталин озвучил в беседе с Г. Димитровым 7 сентября: «Война идет между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга… Гитлер, сам того не понимая и не желая, расстраивает, подрывает капиталистическую систему… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались… Деление капиталистических государств на фашистские и демократические потеряло прежний смысл. Война вызвала коренной перелом… Стоять сегодня на позиции вчерашнего дня (единый народный фронт, единство наций) — значит скатываться на позиции буржуазии. Этот лозунг снимается… Надо сказать рабочему классу: война идет за господство над миром; воюют хозяева капиталистических стран за свои империалистические интересы. Эта война ничего не даст рабочим, трудящимся, кроме страданий и лишений. Надо выступить решительно против войны и ее виновников. Надо разоблачать нейтралитет буржуазных нейтральных стран, которые, выступая за нейтралитет у себя, поддерживают войну в других странах в целях наживы»1191.
Уже 9 сентября Исполком Коминтерна, полностью поддержав сталинские установки, выступил с новым заявлением о политике и тактике коммунистических партий в связи с войной. С этого времени термин «фашизм» практически исчез из пропагандистского арсенала СССР. За ним последовало и международное коммунистическое движение. Правда, столь кардинальная перемена фронта вызвала немалые трудности. В особенно тяжелом положении оказалась Французская компартия. Коммунистов нередко обвиняли в те дни в пособничестве фашистской Германии. Как вспоминал член политбюро ЦК ФКП А. Раметт, «коммунистов оскорбляли на улице, на заводах… Это были страшные дни изоляции. Мы не могли даже выступать, нас больше не слушали»1192. Когда «Коминтерн в Москве объявил, что берет новую линию на мир, против «империалистической» войны, британская коммунистическая партия потеряла половину своих членов в Лондоне»1193.