Увы, эта презренная промокашка, этот жалкий очкарик готов был лучше десять раз сдохнуть сам и дать двадцать раз погибнуть товарищу от тленной руки живого трупака… Но чтобы портить дорогой инвентарь? Подвергать риску ценный научный прибор? Ну что вы, никогда, даже не мечтайте.
Именно поэтому Гордей сначала аккуратно положил на землю свой треклятый колдометр. Еще и аккуратно поправил его, садист… И лишь после этого резко, с разворота, въехал зомби в спину каблуком походного сапога.
Тот рухнул.
К сожалению, отодвинуться я не успел. И принял поверженного зомби аккурат в свои распростертые объятия. Нос к носу.
Тот плотно припечатался своей полуразложившейся харей к моей цветущей, только позавчера еще тщательно выбритой физиономии.
Та-ак…
Что я вам только что рассказывал про свой иммунитет?
Плюньте и разотрите.
Содержимое моего желудка немедленно устремилось наружу, нимало не заботясь о последствиях. И я отпустил его, как звезды шоу-бизнеса, должно быть, берут в руки беляш после недельной капустной диеты — с легким сердцем и тяжелым душевным содроганием!
— Как ты думаешь, Гош, они сами ожили или их кто-то только что запустил? — будничным тоном поинтересовался Гордей, настраивая свой колдометр.
— Ты же запускаешь в небо вертолеты. Почему бы кому-то не запустить по суше трех зомби? — не сразу отозвался я.
Уже две минуты я отчаянно полоскал глотку водой из фляги и отплевывался от вкуса гнусных воспоминаний. Сжимать в своих жарких объятиях хладный труп — удовольствие не из приятных.
Поэтому сжигание тел Слоновьих подельников я переложил на плечи Гордея. Надо сказать, тот воспринял это поручение стоически.
— Странное дело, — заметил Гордей по возможности небрежно, — у того зомби, которому ты снес башку, была рожа, слегка… э-э-э… напоминающая одного знакомого человека. Тебе так не показалось?
— Очень даже показалось. И теперь вижу, что показалось не мне одному. Креститься нужно в таких случаях, Гордей.
Изрядно деформированное лицо финально иммобилизованного зомби теперь ни чуточки не походило на физиономию очкарика. Скорее — на одного неприятного субъекта по кличке Зёма, которого я пару раз видел в «Лейке».
Этот сталкер редко ходил в Зону один, что в принципе разумно. Но по слухам, его неохотно брали с собой даже в качестве отмычки. Уж больно скверный характер был у покойничка.
— Тут больше похоже не на мистику, а скорее на наведенную галлюцинацию, — возразил он.
Невысказанное висело в воздухе. Кто-то натравливает на нас крыс, запускает зомби и заводит в нашу честь «карусели». Знать бы, зачем.
— Я вообще спокойно отношусь к смерти, — сообщил Гордей, берясь за ноги очередного упокойника. — Все-таки три курса Первого медицинского — неплохая закалка желудка и нервов. Но, понимаешь, Гош, когда ты видишь перед собой самого себя, только лет эдак через восемьдесят, да еще свежеизвлеченного из могилы — тут у любого мозги встанут набекрень. И желудок тоже.
— А ты что же, собираешься еще восемьдесят лет прожить? — ухмыльнулся я.
Для обитателя Зоны и тем более «Янтаря» мне такой геронтологический прогноз показался, мягко говоря, оптимистичным.
— Всенепременно, — убежденно ответил Гордей, транспортируя мертвяка подальше от наших глаз. — Потом при случае расскажу тебе как.
Я только головой покачал. Вот же свистун!
Когда он вернулся, я все-таки учинил ему допрос с пристрастием. Большая часть моих вопросов касалась давешнего серебряного обруча — тот, кстати, продолжал безмятежно крутиться, только заметно сбавил частоту оборотов и амплитуду вращения. Значит, перешел в энергосберегающий режим, эдакий standby.
— Я разве не говорил? В основе моей полевой модели экстраполятора с функцией восстановления молекулярных структур и моделирования пси-образов из ментальных слоев человеческого сознания лежит действие определенного… э-э-э… в общем, одного редкого артефакта.
Я стоически выслушал его, после чего с досадой сплюнул.
— Даже если бы ты повторил мне эту галиматью трижды, я бы все равно не запомнил, — сказал я, хмуро поглядывая на обруч. — Ты по-человечески объяснить можешь? Какой артефакт?
Гордей пожал плечами. Дескать, да какая разница.
— Редуктор пространства. Также известный как раумклайнер. Также известный как «пустышка». Системы СИ, — нехотя сказал он.
Ну уж дудки. Меня на мякине не проведешь.
— Ах, СИ? А может, наоборот, Эс Гэ Эс? Или сразу — из Всемирной палаты мер и весов? За кого ты меня держишь, Гордей?!
Я все-таки в Зону два года регулярно хаживал, и отлично знаю, как на самом деле выглядят «пустышки».
У них всегда два диска, их размеры и цвет варьируются, но в незначительных пределах. Иногда между дисками просто пустота, иногда есть прослойка полупрозрачной слизи. Говорят, «пустышки» как-то защищают от гравитационных воздействий, могут даже абсорбировать ударную волну взрыва. Но на рынке хабара стоят они очень средне, и единственное, что в них по-настоящему цепляет, — никто не знает, откуда они появляются в Зоне.
Ни одна аномалия из известных на сегодняшний день не порождает эти первые игрушки Зоны, которые стали носить на Большую Землю сталкеры сразу же после Второго Взрыва.
В общем, и ежу было понятно, что на шесте экстраполятора — не «пустышка».
Но — некий артефакт. Который, очень может быть, существует на сегодня вообще в единственном экземпляре. И вот он-то как раз очень интересует одного неизвестного кукловода.
Естественно, последнее обстоятельство меня крайне нервировало, поскольку запросто могло стоить мне жизни.
— За кого держишь, а?! — выкрикнул я.
С полминуты Гордей сверлил меня пристальным взглядом. Так что показалось, что во мне уже навертели десяток витков добротной мозговой резьбы.
А потом он выдал мне по первое число.
— Я держу тебя, Гоша, за нормального — в целом — человека. В целом — весьма неплохого. Который просто угодил в кучу дерьма, из которой ему никак не выкарабкаться самостоятельно. И который вместо того, чтобы заниматься сейчас делом и копать, так сказать, могилу Тамерлана, выясняет тут отношения с человеком, который ему, в сущности, ничем в жизни не обязан. Разве что — хорошим отношением, которого он, в целом, тоже не всегда заслуживает.
Чувствовалось, что разозлился он не шутку. Как его, например, заклинило на этом «в целом»!
Я хотел было возразить, но Гордей резким жестом остановил меня.
— Зато уже час минимум, как ты, Георгий Птицын, обязан жизнью мне, твоему напарнику. Потому что не прихвати я с собою «пленку» — и еще много чего полезного, между прочим…
В этом месте своей обличительной речи Гордей так потряс своим колдометром, что раумклайнер немедленно переключился из «стэндбая» в рабочий режим и завертелся, как старина Барбик на «жабьей карусели».